"Герман Гессе. Детство волшебника" - читать интересную книгу автора

передо мной, когда я думал о будущем. Одного я желал для себя пламенно -
стать волшебником.
Это желание или мечтание долго владело мной. Но оно начало терять свою
власть, у него были враги, против него было то, что серьезно и реально, чего
нельзя отрицать. Медленно, медленно отцветало для меня его цветение,
медленно надвигалось на меня из безграничности нечто ограниченное - реальный
мир, мир взрослых. Желание мое стать волшебником, хотя мне и хотелось
удержать его, обесценивалось в моих же глазах, медленно превращалось для
меня же самого в ребяческую глупость. Уже существовала некая сфера, в
которой я больше не был ребенком. Уже бесконечный и многообразный мир
возможностей был для меня обнесен оградой, разделен на клеточки, поделен
заборами. Медленно изменялся девственный лес моих дней. Земной Рай вокруг
меня умирал. Я не оставался тем, чем был раньше - принцем и королем в краю
возможного, я не делался волшебником, я учился греческому, а через два
года - еще и древнееврейскому, через шесть лет мне предстояло стать
студентом.
Неприметно сужался мир, неприметно исчезало вокруг меня волшебство.
Удивительная история в дедушкиной книге была по-прежнему прекрасна, но она
находилась на странице, номер которой я знал, ее можно было там отыскать и
сегодня, и завтра, и в любое время - чудес больше не было. Равнодушно
улыбался бронзовый танцующий бог из Индии. Я редко смотрел на него теперь и
уже никогда не заставал его скосившим глаза.
А хуже всего было то, что переставал показываться серый человечек.
Повсюду меня подстерегало разочарование: что было широким, становилось
узким, что было бесценным, становилось убогим.
Но это я чувствовал только внутри, только под кожей; по-прежнему был я
веселым и жаждал власти, учился плавать и бегать на коньках, был первым
учеником на уроках греческого, все шло по видимости отлично. Только краски
делались бледнее, звуки - более пустыми, мне прискучило навещать госпожу
Анну, из моей жизни тихо ушло нечто незамеченное, невостребованное, чего,
однако, недоставало. И когда я теперь хотел ощутить полноту жизни, я
нуждался в более острых ощущениях, должен был встряхнуть себя, взять разбег.
У меня появился вкус к пряным блюдам, я норовил лакомиться тайком, мне
случалось воровать карманные деньги, чтобы доставить себе какое-нибудь
особенное развлечение, потому что без него жизнь никак не хотела делаться
достаточно хороша. Я начал испытывать интерес к девушкам; это было довольно
скоро после того дня, когда человечек еще раз явился мне и еще раз отвел
меня к госпоже Анне.