"Герман Гессе. Паломничество в страну Востока" - читать интересную книгу автора

сравнимого странствия, ни с чем не сравнимой общности душ,
столь чудесно воодушевленной и одухотворенной жизни? Мне так
хотелось бы, как одному из последних осколков нашего
товарищества, спасти хоть малую толику от воспоминаний о нашем
великом деле) я кажусь сам себе похожим на какого-нибудь
престарелого, пережившего свой век служителя, хотя бы на одного
из паладинов Карла Великого, который сберегает в своей памяти
блистательную череду подвигов и чудес, память о коих исчезнет
вместе с ним, если ему не удастся передать потомству нечто в
слове или образе, в повествовании или песне. Но как, при помощи
каких уловок искусства найти к этому путь, как мыслимо сделать
историю нашего паломничества в страну Востока сообщимой
читателю? Я этого не знаю. Уже самое начало, вот этот мой опыт,
предпринятый
с самыми благими намерениями, уводит в безбрежное и
невразумительное. Я хотел всего-навсего попытаться перенести на
бумагу то, что осталось у меня в памяти о ходе и отдельных
происшествиях нашего паломничества в страну Востока, казалось,
ничто не может быть проще. И вот, когда я еще почти ничего не
успел рассказать, я уже застрял на одном-единственном
незначительном эпизоде, о котором поначалу даже не подумал, на
эпизоде исчезновения Лео, и вместо ткани у меня в руках тысячи
перепутанных нитей, распутать и привести в порядок которые было
бы работой для сотен рук на многие годы, даже и в том случае,
если бы не каждая нить, едва до нее дотронешься и попробуешь
осторожно потянуть, оказывалась такой ужасающе неподатливой и
рвалась у нас между пальцев.
Как я представляю себе, нечто подобное происходит с любым
историографом, когда он приступает к описанию событий некоей
эпохи и при этом всерьез хочет быть правдивым. Где средоточие
происшествий, где точка схода, с которой соотносятся и в
которой становятся единством все факты? Чтобы явилось некое
подобие связи, причинности, смысла, чтобы нечто на земле вообще
могло стать предметом повествования, историограф принужден
измыслить какой-то центр, будь то герой, или народ, или идея, и
все, что в действительности совершалось безымянно, отнести к
этому воображаемому центру.
Но уж если так трудно изложить в осмысленной связи даже
последовательность реально происшедших и документально
засвидетельствованных событий, в моем случае все много труднее,
ибо здесь все при ближайшем рассмотрении оказывается
недостоверным, все ускользает и распадается, как распалась сама
наша общность, самое крепкое, что было в мире. Нигде нет
единства, нет средоточия, нет оси, вокруг которой вращалось бы
колесо.
Наше путешествие в страну Востока и лежавшее в его основе
наше сообщество, наше Братство - это самое важное, единственно
важное, что было в моей жизни, нечто, в сравнении с чем моя
собственная личность просто ничего не значит. И вот теперь,
когда я силюсь записать и запечатлеть это единственно важное,