"А.Герман, С.Кармалита. Что сказал табачник с Табачной улицы " - читать интересную книгу автора

время публичной пытки восемнадцати эсторских ведьм перерубил всю
императорскую семью, узурпировал власть и попытался внедрить подобие
демократии. Он был совсем маленький, замечательно стрелял, но в очках.
Интересно, что его забили оглоблями горожане, для которых он собственно... Я
отправлял на землю его тело. Но я не думаю, что Арканар даст дополнительный
выброс жестокости. - Дон Кондор шел, печально кивая носом.
- Это не конец, а начало... - Румата чувствовал, что суетится,
ненавидел себя за это. - Здесь варится какая-то похлебка. На все
Запроливье... Я чувствую это, как крыса - землетрясение...
- Это синдром неуча... А ты рыжий, талантливый неуч.
Втроем они, навалившись на эфес, разжали капкан.

Дон Кондор вывинтил из своего золотого обруча алмаз-объектив, всобачил
в обшивку аппарата, и они снялись. Дон Гуг с капканом и пробитым сапогом в
руке, дон Кондор, обмотавший шею цепью, дон Румата с гнилым бревном на
плече. Все пытались улыбаться, и у всех не очень получалось. Потом двое
полезли в кабину.
- Я тебя люблю, а ты меня нет, - сказал, с грохотом усаживаясь, Кондор.
Дон Гуг покачивал перед собственным носом капкан на цепи и цокал от
удовольствия.
- Вы не знаете моего князя, - возликовал он, и Румата подумал: "Что за
счастливый характер". - Держу пари, что через недельку весь наш двор
охромеет, включая дам... Такой добряк.
- Одеколон, - сказал Румата, втянув носом воздух кабины.
- Я бы не хотел быть бестактным, Антон, - Кондор его не слушал, - как
из-за этой шеи, - он хмыкнул. - И все дорогое мы обязаны оставлять на Земле.
Особенно, если то, что ты говоришь об этом Рэба - я правильно выговариваю? -
и его коготке... - Он помолчал и показал, как коготком можно достать сердце.
- Я понимаю, - сказал Румата.
Летательный аппарат закрылся яркой пеленой света, сильно чмокнуло, как
выстрелило, - он вырвался из болота и с легким гудением пошел вверх,
превращаясь в звезду.
Захрипел и забил копытами жеребец. Присоединился еще звук. Это закричал
Кабани. Он лежал неподалеку от Руматы на земле, мокрый, закрыв голову
руками. На секунду поднял страшное синее лицо и опять спрятал его за
локтями. Румата взял бронзовый стул дона Гуга, его же берет. Волоча стул по
грязи, пошел к неподвижному Кабани, который не то плакал, не то дрожал, и
сильно и безжалостно ткнул его арбалетной стрелой в ляжку. Положил рядом на
землю берет и повернул голову Кабани наверх. Тот всхлипнул и заснул
мгновенно.
- Огни. Огни... - сказал он уже во сне, - нестерпимо, - и опять
улыбнулся необыкновенной и мягкой, почти детской улыбкой. На синем заплывшем
с подбитым глазом лице.
Было тихо и необыкновенно грустно. Румата причмокнул и вдруг повторил
жест дона Кондора, ткнув себя в сердце большим пальцем боевой перчатки.
Ночь уходила. К проливам тянулись крупные жирные птицы. С окнами и
дверьми, закрытыми тяжелыми в железных болтах ставнями, источая зловоние
даже в прохладную ночь, Арканар и в эти часы жил своей жизнью. Возникла и
исчезла тень человека: кто, зачем?
Румата ехал медленно, бросив повод. Жеребец то шлепал по грязи и глине,