"Елена Георгиевская. Инстербург, до востребования " - читать интересную книгу автора

значительно превосходит их выносливостью. На предплечье были шрамы, кажется,
от ножевых ударов, наполовину сведённые лазером. Ася промолчала.
- Не буду вам мешать, - сказала Ровенская и отошла. Как все социопаты,
она не любила лишних разговоров с посторонними, не считая тех, которые
заводят с целью потравить. Часа через полтора Ася вышла вслед за ней в
коридор и увидела, что к ней привязался неухоженный мужик, смахивающий на
отожравшегося быка:
- Вы очень крепкая и здоровая женщина. Я бы на вас женился.
- Это теперь так называется? - равнодушно поинтересовалась Элина и, не
дожидаясь ответа, скрылась за дверью раздевалки. Конечно, Ася, в отличие от
окололитературных идиотов и любителей ставить диагнозы по юзерпику, знала,
что её невольная конфидентка не будет похожа ни на пьющую провинциальную
хамку в рыночном шмотье, ни на никчёмную филологессу из глубоко
интеллигентной семьи, ни на грубую бутчиху, ни на гламурную кошечку,
ворчащую на власть (последнее определение принадлежало патриотическому
критику Вельяминову, не видевшему Элину ни разу в жизни). Тем не менее, Ася
плохо понимала, как с ней разговаривать дальше: человека, пишущего подобные
вещи, представляешь вспыльчивым, склонным к пресловутой "белинской"
неистовости, иногда - общительным, жизнелюбивым, ранимым и т. д., и т. п.,
но всё было гораздо хуже, каббалист сказал бы, что Элина смотрела на
окружающих как на пустые скорлупы, солому, носимую ветром. Такие люди иногда
имитируют агрессию, чтобы отбить у чужих желание общаться с ними, но на
самом деле они - рассудочные флегматики, склонные отстраняться от
реальности; только наличие творческих способностей спасает их от полного
наплевательства на всех, включая себя, и предельного цинизма, и то - не
всегда.
- Хотите зайти куда-нибудь выпить: я уже про эту дуру на трезвую голову
говорить не могу? - спросила Ася.
- Мне всё равно, куда, лишь бы поменьше дыма и простонародья, -
улыбнулась Элина.
- Я думала, вы курите.
- Я вообще не переношу табачный дым.
- Вы мне напоминаете одну американскую целительницу, которая в
семидесятые кололась героином, а ближе к тридцати завязала, перестала есть
мясо и сладкое и стала преподавать йогу.
- Я вас умоляю... Какой ещё героин? Вы, должно быть, на меня сердитесь:
я в той повести прибавила вам возраст. Но я не нарочно, мне ваш знакомый
сказал, что вы с семьдесят шестого.
Поразительная наглость...
В баре почти никого не было. Слава тебе, господи. Пристающие поддатые
мужики - не лучший фон для беседы о сложных сапфических отношениях.
- Странно, что крепкое пиво вам можно, - заметила Ася. - Фастфуд, мясо
и сладкое - нельзя, а пиво - можно. Вы как тот раввин, который говорил
официанту, что порезанные нееврейскими ножами овощи - некошерные, а водка и
пиво - кошерные.
- Теперь уже не буддийская целительница, а раввин? Вы бы хоть
определились, с кем сравнивать вашего дорогого автора.
- Да мне наплевать, один хрен вас ничем не прошибёшь.
- Спасибо, спасибо. Это очень лестная для меня характеристика: я не
сказала бы, что прямо-таки ничем, ведь все мы всего лишь люди... Итак,