"Игорь Гергенредер. Птица Уксюр" - читать интересную книгу автораСлужанки обихаживают его. При кухне - Нинка; по остальному - Лизонька.
Он поутру выйдет без порток на крыльцо: для пользы, для обдувания тела, как доктора объясняют. Крыльцо высокое; он с него по тазам перевёрнутым и направит дождя. Побарабанит. А солнышко встаёт, чижи голосят! Лизонька чашку ему - вино накуренное с молодым мёдом: зелёный прямо медок, текучий. Не мёд - слеза тяжёлая, как у предутренней девушки. Сашка выцедит до донышка - хорошо ему. Сырым яичком, из гнезда, закушает. Да и прислужниц баловал: надавят молоденьких огуречиков горку и соком обтирают себя в нежное удовольствие. Молочком парным умывались. А всё ж таки не разлюбил он Лядский песочек! Так же возобновляли шалашик с Мартынком. Но уж теперь попеременки караулили девок из бора. То Мартынок дымом сигналит, то Сашка. Вот в самое крути-верти, в самое мельканье-толканье на песочке - как ахнет с горы! Коленки подсеклись у всех - так жагнуло. А Сашка - не-е; не слышит. Девка обмерла, а он играется. Ну, чисто - кобылий объездчик! Все от страха не хотят ничего, а он въезжает куда хотел, выминает избёнку, теплюшу потчует. "Ишь, - девке говорит, - как хлопнула ты меня!" А она: да какой, мол, хлопнула? Окстись! Радостный задых минул, он видит - дымок поверху летит, от горы. Тихо. Не стронется гурьба. И девки, и Мартынок таращатся на Сашкино хозяйство. Он: "Чего пялитесь, смешные? Или не ваше? Или Мартынок кладь потерял?" А они: "Тебя жалко, Саша, - влупило тебе по чуткому. Как терпишь боль?" Он не поймёт. Они осмелели, посмотрели: ничего вроде. Говорят: кто-то с горы пальнул. Огромадным зарядом шарахнул. Смотритель, видимо. И заметили, как Сашку то ли дробью, то ли чем - хлобысть по мошонке! Нет - грома выстрела не слыхал; не верит. А к ночи и скрутись. Жар палит, гнёт-ломает. За полмесяца кое-как оклемался, прилегла к нему Лизонька - и опять сломало его! Вот-вот окочурится. Смертельный пот холодный - подушки меняй через момент... Уж как тяжело подымался! Ободрился было, а тут Нинка из подклети тащит кадку с яблоками мочёными. Расстаралась - выволакивает задом наперёд, кадка её книзу перегибает. Он и пожалел её, поддержал сверху: надорвёшься-де этак-то. Она попятилась, туда-сюда, хаханьки-отмашка. На тёлочку бугай - до донышка дожимай! Вкатил пушку в избушку - она вовстречь, жадна на картечь... А он после в лёжку. Через жалость. Загибается человек, подглазья черны. Когда-никогда стал опять ходить - добрёл до Халыпыча. Тот воззрился, не узнаёт. "Личность вашу где-то видел, но сомневаюсь. Не вас отогревали на солнце, на калёной меди? С перепою болели? От браги на курьем помёте был у вас удар". Сашка сипит через силу. Были разговоры, теперь сипенье: "У меня другой удар". Напомнил, пересказал всё бывшее с ним. Халыпыч аж обошёл кругом его. "А! - говорит. - Ну-ну! Скукожился как. Всё одно будешь с царицей спать. Птица Уксюр своё дело знает!" А жеребёнок, мол, хорош: вон стригунок бегает... Как обещал, Сашка послал ему жеребёнка-битюга. Вот болезный говорит: "С царицей не сбывается, но другое происходит. Поддержи, старый человек, уважай свои седые волосы. Не зазря тебе плотим..." Даёт денег: авансом отсчитал двадцать рублей. Халыпыч заговорённых сучков нажёг на противне: дух душистый! Как угли |
|
|