"Игорь Гергенредер. Лосёвый Чудь" - читать интересную книгу автора

Ладно - теперь он к Фенечке за двумя делами идёт. Бутылка с собой
старухина. Прежде чем любиться, он её на поставец у кровати поставил...
Вот за полночь. И вроде как птица и скотина со всего хутора на волю
вышли. Кажется ему: бегут, летят к сараю Наташкиной матери. А может, то
девки, бабы обернулись? К персиянину на гулянку-то невтерпёж... Вскочил с
кровати, хочет из бутылки глотнуть, а Фенечка ему стаканчик: "Налей сюда.
Там уж сладкая наливочка - от моей бабушки хранится. Хорошо подкрепит тебя.
А я уйду на печку, не помешаю".
"Хорошая ты! Уж, пожалуйста, не мешай".
Выпил старухиного настою с наливкой Фенечки: его повело всего,
закружило. До лавки чуть дошёл нагишом-то, ведро с головы раза три ронял.
Ну, сидит, а самого разбирает. Так палит всего! Ведро на голову надето,
а Наташку отчётливо видит. Сперва, правда, только лицо. То злое было,
отворачивалось, кому-то другому глазками этак делало... а тут оборачивается
к нему. Губы раскатались, ноздри от нетерпенья так воздух и тянут, а глаза -
во! - как у кошки! И тело проявилось. Уж ему Наташкиного тела не знать. Где
надо, толсто - а как кругло! а талия тонка! И всё ходит ходуном. Сосцы -
точно рожки у козочки.
Колышется телом и к нему. На колени к нему. Как проймёт их обоих дрожь!
Ах, мать честная, - затрясло, заёрзалось. Забыла персиянина. Презирает!
Пощипливает Аверьяна, льнёт, обнимает, голосу волю дала.
А уж он-то! Уж так её на коленях услащает. Запрёт кутак-задвигун
избёнку и отопрёт тут же, и опять, и опять - разудала стать! Избёнка
качнётся, сама на гостя наезжает, берёт к себе. Заходи, теплюша, вкусного
покушай! Тесно ему, стенки гнутся, да не треснут. Аверьян, голова в ведре,
уж как за гостенька рад! Хозяюшку избёнки холит на руках: ёрзай раскатисто,
на кутак ухватиста. Рукам - приятность, гостю - вкуснота, рту - маята:
расстегайчик налимий мнится. Не ведро - укусил бы.
Ну, перебыли они. Скинул ведро, а с ним - Фенечка. Прижалась, сидит в
обхват.
"Что такое - так тебя растак... разъядри твою малину!"
"Да ты ж меня звал!" - "Тебя?" - "Вот мне помереть, вот так сидючи! Так
звал, молил - не совладала с собой. Жалко!"
А он невесёлый! А она: "Уж нам ли, Аверюшка, не хорошо?" - "Хорошо, да
им-то хорошее! Не стерплю, чтобы чья-то сила лучше моей была!"
Накинул на себя одёжку и бегом к тому сараю - Наташкиной матери.
Вбегает, а оттуда птичья буря на него. Крыльями лупят, когтями ранят:
вымётываются в двери. Гомон - ужас... Кое-как отбился, глядит, а в сарае
только какой-то гусак и гусыня остались. В сене порылся - никого.
Приходит домой, а Наташка сонная, злая. "Гуляешь, - сквозь зубы
цедит, - сволочь! От тебя бабой разит - уйди от меня!" А чего он ей скажет?
Но к утру
опять ей не верит.
Идёт к колдунье. Рассказал всё, просит: "Давай доведём до конца. Как
снова накатит, надо, чтобы она была от него ко мне вызвана. Был бы он по
природе меня сильней и лучше, а то - благодаря колдовству, мошенству. Не
выношу, чтобы его сила над моей была!"
Старуха: "Будет больших денег стоить".
"На, бери!"
Она дополнительно над бутылкой с настоем пошептала и даёт ему шапочку