"Игорь Гергенредер. Парадокс Зенона ("Комбинации против Хода Истории", #4) (про гражд.войну)" - читать интересную книгу автора

- Но мне не нравятся выражения в программе эсеров. Почему Россия будущего
- это именно "трудящаяся Россия"? Почему к слову "интеллигенция"
непременно прибавляется - "трудовая"?
- Молодец! Честно сказал, что работать не хочешь, - не то похвалил, не то
поддел солдатик, сидевший сбоку от Евстафия. Фамилия его Агальцов, но
зовут его Пузищевым. Он вовсе не толстопузый, он худ, как и Козлов, но
когда стоит или идёт, то отводит плечи назад и прогибает спину, выпячивая
живот.
- Вы поняли меня узко и банально, - подчёркнуто вежливо ответил ему Иосиф
Двойрин. - Труд, желание трудиться - глубоко личное дело. Если я сижу в
беседке и обдумываю идею, кто может знать, тружусь ли я? Ревизоры?
- Дайте я пожму вам пять! - Козлов возбуждённо привстал, обеими руками
потряс руку Иосифа. И снова непонятно: взаправду ли это или для смеха.
- А как вы относитесь, - спросил молодой человек с усиками, - к... - он
выдержал паузу, - к женщине у власти?
Иосиф, смутившись, наморщил лоб под взглядом юноши. Имя того - Димитрий
Истогин. Он старше Козлова и Пузищева. Им по шестнадцать, ему на днях
исполнилось семнадцать. Все трое - гимназисты из Бузулука.
- Я пошёл воевать, - раздумчиво произнёс Иосиф, - потому что согласен с
моим дядей в одном: надо уничтожить национальное, религиозное, правовое и
этическое неравенство...
- Этическое? - Пузищев прыснул. - Долой стыд, что ль?
- Думаю, - заключил Двойрин, обращаясь к Истогину, - что я ответил на ваш
вопрос.


3


На городской окраине, у дороги, темнело, окружённое пустырём, приземистое
кособокое строение. В недавние приличные времена это был кабак, ныне же
здесь - красная застава. В избу набились караульные; снаружи к двери
прислонился, зябко горбясь, часовой: ночной холод был задирчив.
Луна прогрызлась сквозь трёпаное облако, и стало серо от мутного света.
Слюдяной блеск обозначил дорогу, что с вечера схватилась ледком. Часовой,
смакуя, жевал ломтик восхитительного, хотя и пересоленного сала. То ли
сродники, то ли закадычно-душевные друзья кого-то из караульных, поимев
сострадание, снабдили заставу и питьём, и закуской.
Где-то плавали вязкие голоса, и часовой встряхнулся. На дорогу вереницей
вытягивалась группка. Первым приблизился некрупный человек в куртке
шинельного сукна, её ворот прятался под навёрнутым на шею шарфом.
- Кто идёт?
Подошедший назвал пароль: - Баррикада! - Закурив от зажигалки, протянул
красногвардейцу раскрытый портсигар.
Парень наклонился и обомлел: папиросы "Мечта"! Где их увидишь теперь,
когда стакан самосада идёт по сорок рублей керенками? "Это не нашенский,
это из Москвы прибыл начальник", - решил малый, с вожделением беря
папиросу.
Другой из группы схватил винтовку часового за ствол, уткнул в грудь парню
нож. Пламя зажигалки освещало большой широкий клинок: сталь была белой,