"Сергей Герасимов. Часть той силы (Фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

- Иди дальше, - сказал Ложкин с портрета, - разговор с самим собой тебе
ничего не даст.
- Я понимаю, - ответил настоящий Ложкин, почти не удивившись, - но у
меня всегда были вопросы, которые я хотел задать сам себе. Кто я? Для чего я
живу на свете? Почему я живу не так, как хочу? Почему порой я позволяю себе
предать самого себя?
- Я хотел бы задать тебе те же вопросы, - сказал Ложкин с портрета, - и
даже многие другие, но знаю, что ты не сможешь мне ответить. Иди дальше.
Следующая картина была метрах в десяти от первой. На ней Ложкин увидел
своего отца, такого, каким он запомнился, и каким он был всегда,
напряженного, худого как узник концлагеря или как чемпион-марафонец. Затем
была мать, совсем молодая, голубоглазая и наивная с виду девушка в легком
осеннем пальто. Вскоре он увидел портрет человека, который, возможно, был
его дедом: рыжего высокого парня с потным недовольным лицом. Таким, скорее
всего, был дед лет шестьдесят назад.
Внизу, у картины, рос чахлый кустик с десятком листков. Судя по их
форме, это невзрачное растение и было тем самым великолепным протейником.
Растение поднималось прямо из деревянного пола, словно оно было веткой на
горизонтальном стволе. Растение - или насекомое? Ложкин лизнул указательный
палец и прикоснулся к листу.
Сразу же все вокруг него приобрело густой синий оттенок. Он увидел трех
обнаженных девушек, спокойно идущих по коридору мимо него. Девушки были
полупрозрачны, но, тем не менее, настолько женственны и телесны, что
смотреть на них было мукой. Ложкин отдернул палец, и цвета восстановились.
Галерея снова была пуста. Личинка, которая питается биотоками моего мозга? -
подумал он. - Только этого не хватало. Дьявольское наваждение, не более
того. Он коснулся листа еще раз, - и увидел на этот раз огромную жабью
морду, вытаращившую на него глаза. Уходившие девушки просвечивались сквозь
нее.
Лист ощутимо тянул вперед, - так, будто был намагничен. На побегах
протейника имелось несколько голых черешков, с которых в свое время сорвали
листья. Один из черешков начал двигаться вверх, узнав свой лист и
притягиваясь к нему. Он двигался так, будто был неторопливой гусеницей,
ползущей по стеблю. Ложкин протянул лист, и тот прирос, встал на свое место.
Ветви заколыхались, и листья вдруг превратились в пучки игл, между которыми
затрещали синие искры. Запахло озоном. Потом иглы снова стали листьями, но
не зелеными, а прозрачными и мясистыми, похожими на маленьких медуз. После
этого листья превратились в маленькие волосатые уши, потом в крылья,
наподобие крылышек стрекоз, и, наконец, снова стали обычными зелеными
листьями. Протейник успокоился.
Итак, именно сюда он и шел. Портрет деда был прямо перед ним.
Ложкин протянул руку вперед, собираясь оживить картину, но затем
передумал и двинулся дальше вдоль галереи.
Следующие лица были незнакомыми, но Ложкин не сомневался, что видел
портреты своих все более дальних предков. Проведя несложные подсчеты, он
обнаружил единственную картину, которая могла быть портретом его
прапрапрадеда. С картины смотрел на него худой бородатый светловолосый
человек средних лет, одетый во что-то вроде фуфайки. Спокойное и слегка
ироничное выражение глаз никак не вязалось с тем, что знал Ложкин об этом
человеке. Это был тот самый человек, с которого все и началось, -