"Элизабет Джордж. Прах к праху " - читать интересную книгу автора

пялившиеся на меня со страниц "Дейли мейл" и "Ивнинг стандард". Мне
казалось, я смогу избежать этой мерзости, читая только "Тайме", потому что в
одном я точно могла рассчитывать на "Тайме" - на ее приверженность фактам и
решительный отказ смаковать слухи. Но даже "Тайме" подхватила эту историю, и
я поняла, что деться от нее мне больше некуда. Слова "кому какое дело"
больше не помогают. Потому что дело есть мне, и я это знаю. Крис тоже это
знает, и именно по этой причине он вывел собак иа прогулку и дал мне время
побыть одной.
- Знаешь, Ливи, сегодня мы, наверное, побегаем подольше, - сказал он и
надел спортивный костюм. Обнял меня в своей несексуальной манере - сбоку,
почти не прикасаясь телом, - и отбыл. Я сижу на палубе баржи, на коленях у
меня желтый разлинованный блокнот, в кармане - пачка "Мальборо", у ног -
жестянка с карандашами. Карандаши заточены очень остро. Перед уходом Крис об
этом позаботился.
Я смотрю на остров Браунинга за заводью, где ивы окунают ветки в воду у
крохотного причала. Листья на деревьях наконец-то распустились, что означает
близость лета. Лето всегда было временем забвения, когда солнце выжигало все
проблемы. Поэтому я говорю себе, что, если продержусь еще несколько недель и
дождусь лета, все окажется в прошлом. Мне не придется об этом думать. Что-то
предпринимать. Я говорю себе, что это не моя проблема. Но это не совсем так,
и я об этом знаю.
Когда я устаю шарахаться от газет, то начинаю их изучение с фотографий.
В основном я рассматриваю его. Я вижу, как он держит голову, и понимаю: ему
кажется, что он удалился туда, где никто не сможет его обидеть.
Я понимаю. Одно время и я думала, что наконец-то попала в такое место.
Но правда состоит в том, что как только вы начинаете в кого-то верить, как
только вы позволяете чьей-то прирожденной доброте (а она действительно
существует, эта истинная доброта, которой одарены некоторые люди)
прикоснуться к вам - все кончено. Рушатся не только стены, раскалываются
доспехи. И вы истекаете кровью, как спелый фрукт соком, кожура надрезана
ножом, и мякоть обнажена для поглощения. Он еще этого не знает. Но со
временем узнает.
Поэтому я пишу, видимо, из-за него. И потому еще, что знаю - за эту
безотрадную путаницу жизней и любовей несу ответственность только я.
Вообще-то история начинается с моего отца и того, что я стала причиной
его смерти. Это оказалось не первым моим преступлением, как вы увидите, но
именно его не смогла простить моя мать. И поскольку она не смогла простить
мне убийство отца, наши жизни пошли наперекосяк. И пострадали люди.
Непростое дело - писать о матери. Вероятно, это все равно что бросаться
грязью - существует огромная возможность запачкаться самой. Но у матери есть
одна черта, которую вы должны принять во внимание, если собираетесь это
читать: она любит соблюдать приличия. Поэтому, если придется, она, без
сомнения, достаточно деликатно объяснит, что мы с ней рассорились лет десять
назад из-за моей "прискорбной связи" с музыкантом средних лет по имени Ричи
Брюстер, но она никогда не скажет всего. Она не захочет, чтобы вы знали:
какое-то время я была "другой женщиной" женатого мужчины, он обманул меня и
сбежал, потом вернулся и наградил меня триппером, и в конце концов я
оказалась в Эрлс-Корте, где обслуживала страждущих в машинах (пятнадцать
фунтов за сеанс), когда мне до зарезу нужен был кокаин и я не могла тратить
время на то, чтобы отвести клиента к себе. Мать никогда вам об этом не