"Валерий Генкин, Александр Кацура. Сшит колпак" - читать интересную книгу автора

напавшего на Дамианидиса-отца в плавнях Цинны. - Учись извлекать радость из
простых, незамысловатых действий. Вот я беру лаваш, теплый, - он поднял
указательный палец, - и заворачиваю в него - что? - правильно! Хороший кусок
имеретинского сыра и маленький пучок тархуна. - Белый брусок с каплями на
срезах и зеленый букетик исчезают в свернутой трубкой лепешке. - Я держу все
это в правой руке, а в левую беру стакан вина из кувшина дяди Самсония. И,
конечно, ты думаешь, что я сейчас же выпью это вино? И, конечно, ты
ошибаешься! Прежде чем поднести к губам стакан с этим нежным, как бархат,
напитком, о мой чуждый плотских утех друг Дима, необходимо совершить три
поступка: поднять стакан и взглянуть сквозь него на солнце, посмотреть
вокруг и встретиться взглядом с глазами родных и друзей и, наконец,
убедиться, что у тебя под рукой есть сочный спелый помидор, который вслед за
вином и сыром отправится в желудок, чтобы сделать тебя совершенно
счастливым.

- Хорошо, я пойду. - Дмитрий протянул правую руку. - Вот. Левая не
поднимается. Думайте, к чему привязать эту. - Он бессильно опустил голову.
Ниже, ниже. Спина скользила вдоль гладкого ребра люка, ноги согнулись. Когда
холодные тонкие пальцы коснулись его запястья, Родчин резко выпрямился и
ударил Игельника головой в живот.
Он снова бежит, теперь вверх, к пульту связи. Запереться там, вызвать
"Углич"... Дверь навигационного отсека. Щелчок замка. Он переводит дыхание.
Протягивает здоровую руку к пульту. Гаснет свет. Пульт мертв - отключили
питание.
Мерные удары в дверь.
По привычке Дмитрий представил себя как бы извне. Одинокий треножник
ракеты на лесной поляне. Кубик-отсек. И в этом черном кубике - он, Дмитрий
Родчин, оглушаемый тупыми ударами в дверь. Потолок - сплошной акрезатовый
лист. Пробить вручную невозможно. Удар. Пол. Под ним кабели и перекрытие из
того же акрезата. Удар. Стена с тверью, естественно, отпадает.
Противоположная стена? Там пульт. Наощупь не разобрать. Да и все
пространство за пультом забито оптоволоконными жгутами. Удар. Легкий треск.
Стена справа - экран. Диагональ семьдесят сантиметров. Демонтировать
монитор... Удар. Треск. Можно, определенно можно пролезть. За платой хрупкая
перегородка, дальше - коридор, камера с оружием и скафандрами. Удар. Шаг к
пульту, справа внизу инструментальный ящик. Отвертка. Шаг к монитору. Угол
пульта впился в бедро. Удар. Продолжительный треск. Восемь винтов крепят
корпус монитора. Первый, второй. Он бросает их на пол. Щель света у края
двери. Шестой, седьмой. Правая рука идет под бандаж экрана. Удар. Щель
становится шире. Левая рука - боли он не чувствует - отсоединяет разъемы.
Удар, хруст. Он протискивается в прямоугольный вырез. Ногой пробивает
перегородку. Белая труха. Дверь в отсек сорвана, но последнего удара он не
слышит.
Проскочить дверь навигационного отсека Родчин не успел: путь преградила
тучная фигура Дамианидиса. Женька, очевидно, не смог протиснуться в
отверстие от монитора, а Борис, конечно, шел по следам Дмитрия и через
секунду будет за его спиной. Рыча от боли, Родчин выбросил левую руку к
глазам Евгения. Тот мотнул головой, открыл шею, и Дмитрий ударом в горло
свалил его на пол. И тут же повернулся навстречу Игельнику. Борис шел как-то
вяло. Рот приоткрыт, глаза блуждают. Дмитрий перехватил слабую кисть,