"Михаил Геллер. Машина и винтики (История формирования советского человека) " - читать интересную книгу автора

просвещения Луначарский, узнав, что во время захвата власти в Москве в
октябре 1917 года были разрушены кремлевские соборы (позднее выяснилось, что
это был лишь слух), подал в отставку. Ленин убедил Луначарского взять
отставку назад словами: "Как вы можете придавать такое значение тому или
другому старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об
открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать
красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли только мечтать в
прошлом".10
План, единица движения в будущее, становится этической категорией,
объясняющей и оправдывающей поведение строителей нового мира. Положительный
герой эпохи первой пятилетки категоричен: "Мораль? У меня нет времени, чтобы
задуматься над этим словом. Я занят. Я строю социализм. Но, если бы мне
пришлось выбирать между моралью и штанами, я бы выбрал штаны. Наша мораль -
это мораль сотворения мира".11 Руководитель эпохи зрелого сталинизма
объясняет своей супруге: "Мы бежим наперегонки с капиталистическим миром.
Сперва надо построить дом, а потом уже вешать картинки". В ответ на упреки в
жестоком отношении к людям, к рабочим, он заявляет: "Вот ты говорила о том,
что у меня крайности. У того, кто работает на материальный базис, крайностей
быть не может. Потому что материя первична".12 Таким образом движение вперед
по плану становилось и философской категорией.
Планификация была, конечно, и категорией политической. Логичность идеи
планирования, убедительность аргументе в пользу планового развития
подтверждались в начале 30-х годов катастрофой мирового экономического
кризиса, вызванного, как легко доказывали советские идеологи,
капиталистической стихией. В ленинском словаре "стихия" -неуправляемое
движение - всегда было словом с отрицательным значением. Партия всегда
настаивала на необходимости борьбы со "стихией". Планирование - стало
великолепным свидетельством неограниченных возможностей борьбы со злом.
"Социализм, - убеждал пропагандист плана в 1934 г. - по своим возможностям
более производителен, чем капитализм. Он базируется на плане, а не на
анархии рынка. Через три-четыре года или, вернее, через пятнадцать-двадцать
лет мы сможем обеспечить для всего населения более высокий уровень жизни,
нежели его имеет сейчас рядовой буржуа Америки".13
Среди многообразных функций планирования значительную роль играло
стремление к экономической интеграции страны, отвергая, пренебрегая
особенностями национальных районов. В 1921 г. организуется Госплан
(государственная общеплановая комиссия), поручивший И. Г. Александрову
разработать концепцию рационального развития производительных сил. "Наша
концепция создания автономных областей, - писал в обоснование плана автор. -
базируется на совершенно новом принципе целесообразного разделения
государства на основе рационально-экономической, а не на основе пережитков
утерянных суверенных прав".14 Эта же концепция лежала в основе Совета
экономической взаимопомощи, образованного в начале 1949 г. Интеграция
экономических планов стран Восточной Европы, в которых коммунисты пришли к
власти, должна была, по мысли Сталина, создать могучий блок, способный
присоединить к себе - мирным или военным путем - Западную Европу. Как
выразился Сталин - деятельность СЭВ "будет иметь большее значение, чем
Коминтерн".15
Политика интеграции стран СЭВ, который значительно расширился после
1949 г., продолжается в 80-е годы. Образование единого монолитного блока,