"Патриция Гэфни. Достоин любви? " - читать интересную книгу автора

смог бы что-то предпринять. Но, как вам известно, преподобный Моррелл сейчас
находится в Италии и вернется не раньше чем через несколько недель.
- Неужели никто больше не может ей помочь?
- Помочь ей? - Мэр начал тщательно подбирать слова. - Мы являемся судом
первой инстанции, о чем вам, без сомнения, известно, милорд, - добавил он
торопливо, - поэтому обустройство неимущих и обездоленных, предстающих перед
нашими слушаниями, не входит в нашу компетенцию. Наши полномочия в отношении
бедных, как заслуживающих, так и не заслуживающих лучшей доли, сводятся к
одному - к исполнению того, что предписано законом.
- А какой закон нарушила миссис Уэйд?
Вэнстоун ошеломленно заморгал.
- Вы хотите сказать, помимо того, что убила своего мужа? Она неимущая,
у нее нет постоянного местожительства, и...
- Да, но какой...
- Прошу прощения, я не закончил. Она, не местная; приход святого Эгидия
не может и не должен брать на себя ответственность за нее, милорд. Ее родное
селение в Дорсете изгнало ее, чтобы не нести лишних расходов с отчислений,
производимых согласно Закону о бедных <Закон о бедных действовал в Англии с
1834 по 1948 г. Он обязывал местные общины выделять определенные средства на
содержание работных домов для неимущих.>, вот она и приехала сюда, чтобы
стать обузой для нас. Она не имеет работы и никогда ее не найдет. По моему
убеждению, после своего освобождения она подлежала высылке в колонии, на
каторжные работы. Нельзя допустить, чтобы на содержание подобных особ
расходовались средства наших налогоплательщиков, изначально не имеющих
ничего общего с такими, как она.
Капитан Карнок несколько раз кивнул с важным видом и пробормотал:
- Истинно так, сэр, истинно так.
- Мы не судим эту женщину, - продолжал мэр, чувствуя, что одержал
победу, и упиваясь собственным красноречием. - Мы лишь предлагаем
препроводить ее в окружную тюрьму в Тэвистоке вплоть до заседания суда
присяжных в следующем месяце. Если окружной суд решит послать ее сюда, мы,
разумеется, примем ее в наш дом призрения. Но сейчас, я полагаю, нам
надлежит исполнить свой долг...
Себастьян уже не слушал. Он заметил что-то, промелькнувшее в лице
женщины, когда Вэнстоун упомянул об окружной тюрьме, и решил, что это испуг.
Нет, не просто испуг - панический ужас. Но выражение было таким мимолетным и
так быстро сменилось привычной слепой маской, что он растерялся. Может, ему
только померещилось? Однако все его сомнения, подсказанные здравым смыслом,
куда-то испарились. Эта женщина заинтриговала его с самой первой минуты:
казалось, она пребывает в оцепенении, в трансе, в летаргическом сне, словно
заколдованная принцесса из сказки. Теперь, когда он понял, что ее
отрешенность, возможно, является маской, у него пробудился еще более жгучий
интерес к ее персоне. Она опять опустила голову и ссутулила плечи в понурой
и скованной позе самоотречения, ставшей, казалось, ее второй натурой. И все
же Себастьян был почти уверен, что сумел заметить искру смертного страха,
промелькнувшую в ее невероятных глазах. Это подтолкнуло его принять
неожиданное решение. Он порывисто поднялся на ноги.
Вэнстоун умолк на полуслове и проводил его изумленным взглядом, у
капитана Карнока от неожиданности отвисла челюсть. Оба решили, что Себастьян
уходит.