"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора

сказал своей жене - отрывочно, как всегда, и не объясняя:
- Выбирала бы более порядочных, Леля. Он сказал эту фразу, желая дать
жене дружеский совет, но заранее зная, что она ему не последует. Давно уже
он понимал, что ее выбор никак не мог руководствоваться какими бы то ни было
рациональными соображениями, и знал, что она выбирает людей не по признаку
достоинств, а по своеобразному соединению физического тяготения с
интуитивным предчувствием их особенного нравственного склада, в котором эти
самые этические соображения, чаще всего, не играли никакой роли. Сергей
Сергеевич понимал также, почему он не подходил для своей жены. Объяснение
заключалось отчасти в том, что ему было скучно рассказывать о своих
переживаниях, - он слушал ее из деликатности несколько минут, потом
говорил: - Да, Леля, я знаю, - и, действительно, знал заранее все, о чем она
собиралась рассказывать. Те же, другие, были, чаще всего, люди душевно
примитивные, не понимающие своих чувств, - и каждый роман Ольги
Александровны был как бы новым объяснительным путешествием в сентиментальные
страны, где она играла роль гида, - как это сказал о ней Сергей Сергеевич,
разговаривая как-то с Лизой. Вообще в доме многое было неблагополучно, и
этого не замечала только Ольга Александровна, и делал вид, что не замечал,
хотя знал все, до мельчайших подробностей, Сергей Сергеевич; но это хорошо
знала Лиза и имела для этого все основания, и это чувствовал теперь Сережа.
Семья Сергея Сергеевича редко проводила лето вместе. В этом году, как
почти всегда, все получилось неожиданно. Ольга Александровна, после
нескольких дней особенного возбуждения и разрешения многих мучительных
вопросов о том, вправе ли она или не вправе поступать так, как ей диктовали
ее желания, внезапно уехала, неопределенно, - в Италию. Перед отъездом она с
бьющимся сердцем и пылающим лицом пошла к Сергею Сергеевичу. Несмотря на то,
что вся жизнь Ольги Александровны состояла именно из отъездов и измен и,
казалось, можно было бы уже к этому привыкнуть, она всякий раз переживала
все это с такой же силой, как и в ранней молодости, и так же мучилась, как
всегда, потому что совершала нечто нехорошее и запретное и дурно поступала
по отношению к мужу и к Сереже. Но то, в жертву чему она приносила все эти
бесплодные чувства, казалось ей настолько замечательным, что в окончательном
решении вопроса сомнений быть не могло. И совершенно так же, как в ней было
неискоренимо понимание своего долга жены и матери, так же ее иллюзии по
поводу очередного отъезда были свежи и неувядаемы. Каждый раз она уезжала
навсегда, в неизвестность, обрекая себя, быть может, на полунищенское
существование. Если это выходило иначе, то не по ее вине.
Но, направившись к Сергею Сергеевичу, она вдруг вспомнила, что сегодня
был четверг, его приемный день. Тогда она позвонила ему по телефону и тотчас
услышала его ровный голос в ответ: - Я очень занят, Леля. Да. Не раньше чем
через час. Не можешь? Хорошо, я сейчас.
Он вошел к ней, она была уже в шляпе и перчатках, в дорожном костюме, с
несессером в руках. В глазах ее Сергей Сергеевич увидел опять то тревожное
выражение, которое хорошо знал. Но оттого, что он его увидел, его лицо
совершенно не изменилось, как не изменились улыбка и голос. - Ну что, едем,
Леля? - сказал он. - Да, - ответила Ольга Александровна, причем это "да"
вышло помимо ее желания упавшим и невольно актерски-значительным. -
Далеко? - В Италию. - Прекрасная страна, - мечтательно сказал Сергей
Сергеевич, - впрочем, ты это знаешь не хуже меня, ты ведь не впервые едешь в
Италию. Очень хорошо, ты что-то нервничала в последнее время, это тебя