"Гайто Газданов. Вечерний спутник" - читать интересную книгу автора

хочется спать; к счастью, в это время на дороге было уже много автомобилей и
приходилось напрягать внимание. Кроме того, я курил папиросу за папиросой и,
в общем, все-таки держался. Чем дальше, однако, тем мне становилось труднее;
но мы уже проехали Тулон. Я еще два раза брал бензин и, наконец, - было
около восьми часов вечера, - мы проехали Ниццу и по дороге, которую я знал
очень хорошо, как улицу в Париже, на которой жил, доехали до Beaulieu. Я
остановил автомобиль перед небольшим особняком, окруженным пальмами. Я
слегка пошатывался - огненные зайчики прыгали в моих глазах. Я открыл дверцу
и помог выйти старику.
- Спасибо, мой милый, - сказал он. - Идите, ложитесь спать; когда
выспитесь, приходите сюда. Приходите завтра утром. Спокойной ночи. Деньги
вам нужны?
- Да, у меня четыре франка в кармане.
Я вошел в первую гостиницу, пообедал дремля, потом вошел в комнату,
которую мне отвели, едва нашел в себе силы раздеться и заснул мертвым сном.

-----

Я проснулся в девять часов утра, проспав одиннадцать часов подряд. В
комнате было душно, из ближайшего сада доносился треск цикад, и, пока я не
пришел в себя окончательно, на что потребовалось все-таки несколько секунд,
этот звук особенно поразил меня. Потом женский голос внизу сказал, удаляясь
и, по-видимому, отвечая остающемуся здесь собеседнику - je le crois bien {Я
в это очень верю (фр.).}, - с таким южным акцентом, в котором нельзя было
ошибиться, и я сразу вспомнил это бесконечное ночное путешествие и старика,
которого я вчера оставил у входа в особняк с пальмами. Одевшись, я сходил к
парикмахеру, потом купил по дороге купальные трусики и полотенце. В
заливчике, на берегу которого стоял Beaulieu, море было идеально спокойное,
как всегда; глубоко на дне темнели камни, на прибрежных подводных островках
росли альги, из которых живыми фонтанами расплывались целые стайки маленьких
рыб; крохотные зеленые крабы бегали по камням, на дне, и, чтобы их увидеть,
нужно было лежать на воде почти неподвижно, на животе, погрузив лицо в море
и пристально глядя вниз. Меня еще раз поразили всегдашнее особенное
безмолвие Beaulieu и неподвижная его красота. Здесь жили на покое, - как и
по всему побережью Средиземного моря, - но здесь особенно, - очень пожилые и
очень уставшие люди, которые ждали обманчиво ласковую, южную смерть, в этой
сверкающей от солнца и моря, в этой оранжерейной котловине. Эти люди жили в
глубине домов, и еще в прежние времена я неоднократно видел их в Beaulieu;
они всегда были очень одеты, носили идеально ненужные галстуки, воротнички и
зонтики, и жестокое южное солнце все же, по-видимому, не могло прогреть их
до конца; я думал, что навстречу ему из глубины этих иссушенных тел уже
поднимался тот последний холодок, против которого не было никаких лекарств.
Иногда их сопровождали собаки, почти всегда хороших, хотя почти исчезнувших
нынче пород, но невзрачные, с жалобными глазами и, в общем, похожие на своих
хозяев. И только однажды я видел как-то рядом с высокой старухой, державшей
в сухой руке ремешок, на котором она вела дряхлого пуделя, - ее молодую,
по-видимому, компаньонку, которой, наверно, было двадцать два или двадцать
три года; у нее было литое тело под легким платьем, тяжелые губы и голодные
глаза с длинными ресницами; она прошла мимо меня - я сидел на скамейке и
читал газету, - обернулась несколько раз, и через минуту я заметил, что