"Уилла Кэсер. Моя Антония ("Библиотека литературы США")" - читать интересную книгу автора

спал слишком долго.
- Вот тебе чистое белье, - продолжала она, поглаживая загорелой рукой
одеяло. - Но сначала давай-ка спустимся в кухню, вымоешься хорошенько в
чане за плитой. Одежду бери с собой, мы одни, никого нет.
"Спуститься в кухню" прозвучало для меня непривычно, дома всегда
говорили "выйти на кухню". Я подхватил носки, башмаки и пошел за бабушкой
через гостиную, а потом по лестнице вниз в подвал. Справа там оказалась
столовая, а слева кухня. Обе комнаты были оштукатурены и побелены,
штукатурка положена прямо на земляные стены. Пол был цементный. Под
деревянным потолком поблескивали маленькие полуоконца с белыми
занавесками, на широких подоконниках стояли горшки с геранью и плющом. В
кухне вкусно пахло имбирными пряниками. Огромная плита сверкала никелем, а
за ней, у стены, стояли широкая деревянная скамья и луженый чан для мытья,
в который бабушка налила холодную и горячую воду. Когда она принесла мне
мыло и полотенце, я заявил, что привык мыться сам.
- И уши не забудешь помыть, Джимми? Правда? Ну хорошо, ты у нас
молодец!
В кухне было очень уютно. Через выходившее на запад окошко солнце
освещало воду в чане, о стенку которого, с любопытством меня разглядывая,
терся большой мальтийский кот. Я скреб себя щеткой, а бабушка хлопотала в
столовой, пока я в тревоге не закричал:
- Бабушка, а пряники не сгорят?
Тогда она со смехом вбежала в кухню, размахивая перед собой передником,
будто прогоняя кур.
Бабушка была худая и высокая, она чуть горбилась и всегда немного
вытягивала вперед шею, будто прислушивалась или приглядывалась к чему-то.
Когда я стал старше, я решил, что просто она постоянно думает о чем-то
своем. Она была быстрая и порывистая. Ее высокий голос звучал довольно
резко, в нем часто слышалось беспокойство: бабушка вечно пеклась о том,
чтобы во всем соблюдались должный порядок и приличия. Смеялась она громко
и, пожалуй, немного визгливо, но всегда к месту и от души. Ей было тогда
пятьдесят пять лет, она выглядела крепкой и на редкость выносливой.
Одевшись, я осмотрел длинный погреб рядом с кухней. Он был вырыт под
крылом дома, тоже оштукатурен и залит цементом, из него можно было по
лестнице подняться к двери во двор, через которую входили в дом работники.
В погребе, под окном, они мылись, возвращаясь с поля.
Пока бабушка возилась с ужином, я сел на широкую скамью за плитой,
чтобы поближе познакомиться с котом - как сказала бабушка, он ловил не
только мышей и крыс, но даже сусликов. Желтый солнечный зайчик перемещался
по полу к лестнице, и мы с бабушкой беседовали о моем путешествии и о
приехавших чехах; она объяснила, что они будут нашими ближайшими соседями.
О ферме в Виргинии, где бабушка прожила столько лет, мы не говорили. Но
когда мужчины вернулись с поля и все сели ужинать, бабушка начала
расспрашивать Джейка о своем прежнем доме, о друзьях и соседях.
Дедушка говорил мало. Войдя, он поцеловал меня и ласково о чем-то
спросил, но больше своих чувств не проявлял. Я сразу немного оробел перед
ним, такой он был степенный, столько в нем было достоинства. Первое, что
бросалось в глаза при взгляде на деда, - его красивая волнистая,
белоснежная борода. Помню, один миссионер сказал, что она совсем как у
арабского шейха. Дед был совершенно лыс, и борода от этого казалась еще