"Алексей Алексеевич Гастев. Леонардо да Винчи " - читать интересную книгу автора

расспрашивали архитектора Харита, сколько он истратил на своего Колосса,
поставленного на острове в честь солнечного Гелиоса и впоследствии
разрушенного землетрясением, будто Земля на это обиделась. Когда архитектор
истраченное исчислил, его снова спросили, сколько это было бы, если
поставить статую, двойную по величине, - а надо сказать, что между ногами
Колосса Родосского проходили морские корабли, так он был велик. После того
как архитектор назвал двойную сумму, ему ее дали, а он, все. истративши на
одно основание и на проекты, наложил на себя руки. После его смерти другие
мастера увидали, что нужно было требовать не двойную, но восьмерную сумму,
так как сооружение следовало увеличить не только в высоту, но во всех
направлениях.
Чудовище, Миланский колосс, Букашка, Конь Апокалипсиса - каждый, кто
его видит, не ленится выдумывать прозвища, отчего различные странные имена
окружают его подобно пчелиному рою, - головой и ушами касается окутанных
паутиною балок, поддерживающих крышу сарая, нарочно построенного в Корте
Веккио, чтобы оградить от непогоды Коня, грудь которого размером и
выпуклостью напоминает нос корабля и выступает из сумрака, словно из
морского тумана, в то время как поднятое правое колено оказывается на полном
свету. Чтобы иметь более правильное понятие о размерах глиняной модели,
необходимо представить копыто величиною с двухведерный бочонок, находящееся
на высоте в рост человека, а до обширного брюха, подобного чернеющей
грозовой туче, не достанет вытянутая рука, и там протекают вены толщиною в
запястье. Если иметь здесь, внизу, какой-нибудь источник света, можно
увидеть, что обширная выпуклость запятнана черными языками, будто бы,
развлекаясь, гиганты ее касались громадной кистью, до этого опущенною в
ведро с разведенной копотью. В действительности же языки копоти образуются,
когда приступающие к работе люди зажигают масляные плошки, без коих не
обходятся и в светлое время года, настолько здесь сумрачно. Покуда
светильники прилаживают в нужные места, непомерные тени мечутся по стенам и
потолку, и Конь, похоже, шарахается из стороны в сторону; тут кто-нибудь из
учеников непременно пугается, а другие над ним смеются.
Через оставленные под кровлею пазухи на спину Коня как бы наискось
опущены брусья, вырубленные из общего сумрака лучами солнца: вместе с
вертикальными опорами и дощатым настилом лесов солнечный свет, кажется,
удерживает громадину в воздухе.
Исполняя намерение Моро, велевшего увеличить размеры Коня, чтобы никто
не осмелился ему подражать, Леонардо разрушил первоначальную восковую модель
и заново приступил к работе. И тут казначей Гуальтиеро при его несносном
ехидстве оказывался правым: в самом деле в обычае Мастера обдумывать работу
целиком, а не делить на части, и это чтобы не сталкиваться с
неожиданностями, которые заранее не предусмотрены. Притом совершенно понятны
его опасения относительно прочности: если глиняную модель обычным образом
передвигать к месту отливки, то ведь улицы в Милане кривые и узкие, как и в
других городах, не столь знаменитых, и Конь, если где и протиснется усилием
и ловкостью возчиков, внезапно затем споткнувшись на какой-нибудь рытвине,
не приведи господь, упадет и рассыплется, что не однажды случалось в
подобных оказиях. И хотя девятисот верблюдов, как это было при разрушении
Колосса Родосского, для перевозки обломков, наверное, не понадобится, все же
потеря для искусства будет громаднейшая.
Еще затрудняя свою задачу, ради наибольшей цельности произведения