"Алексей Алексеевич Гастев. Леонардо да Винчи " - читать интересную книгу автора

медленно, в присутствии власти как бы деревенея.
Когда регент Моро заговорил, согнувшийся в три погибели возле его
кресла шут стал живо передразнивать своего господина, хотя при этом пи звука
не произносил. Поскольку же шут не имел с регентом ни малейшего природного
сходства - Моро велик и тучен, а этот мал и горбат, - оторопь брала
непривычного человека: настолько мастерски он подражал. Казалось, будто
самая сущность регента Моро попеременно вселяется в оболочку шута и в его
собственную. Отчетливая, быстрая артикуляция регента, отчасти противореча
неподвижности его тела, как нельзя лучше пригодна, чтобы исследовать
происхождение речи и отдельных букв и звуков, если внимательно наблюдать
положение губ и адамова яблока; а это, в свою очередь, ясно показывает,
какие изменения происходят в гортани, или трахее, как ее называл Леонардо.
Пусть язык и губы делают то, что может быть сделано, никогда это не
помешает тому, чтобы воздух, выходящий из трахеи, произнес А. Так же
образуется U, в том же месте с помощью губ, которые сжимаются и несколько
выпячиваются наружу; и чем больше выпячиваются, тем лучше ими произносится
U.
Моро говорил, шут его передразнивал, а Леонардо следом за ними
незаметно для других двигал губами.
Смысл речи миланского регента сводился к тому, чтобы громаднейшего
Коня, которого Леонардо десять лет как выращивает, - то есть модель конного
памятника герцогу Франческо Великому, изготовленную из глины в полную его
величину, - перенести каким бы ни было способом из Корте Веккио на пустырь
перед Замком.
- Придется тебе покуда оставить исполнение других наших намерений, -
сказал Лодовико Моро, - чтобы исполнить это, важнейшее.
Летом 1493 года Бьянка Мария, сестра герцога Джангалеаццо, поручившего
ввиду нездоровья дела управления своему дяде, регенту Моро, готовилась к
бракосочетанию с императором Максимилианом. По этому случаю Моро желал
безотлагательно видеть перед Замком на окончательном месте Коня, хотя бы на
широчайшем крупе его и не было всадника, к фигуре которого Леонардо не
приступал. Вид неоседланной лошади, прежде времени с исключительной помпой
представленной на обозрение, вызовет толки относительно намерений регента,
то есть не желает ли он сам вознестись на место своего отца в качестве
законного герцога. Однако подобная мелочь смутит ли того, кто называет
императора своим кондотьером, а римского папу - капелланом? Утешая безмерное
честолюбие, Моро надеялся, что громадность Коня послужит хорошим аргументом
в пользу законности власти, основания которой становились шаткими по мере
того, как герцог Джангалеаццо мужал, - герцогиня Изабелла, чтобы дать еще и
своим детям поцарствовать, настойчиво подговаривала супруга восстановить
суверенитет над Миланом.
Когда Моро сообщил свое приказание, государственный казначей мессер
Гуальтиеро, не дожидаясь ответа Мастера, нагло и невежливо вступил в
разговор и сказал с самым гнусным ехидством:
- Человеку, который однажды предлагал Синьории Флоренции поднять в
воздух на некоторую высоту баптистерий Сан-Джованни, чтобы затем посадить
старинное здание на новый фундамент, не составит большого труда передвинуть
глиняную модель на какое угодно далекое расстояние.
Не намеренный пререкаться в присутствии регента, Леонардо пренебрег
выпадом его казначея и, обращаясь к Моро, сказал: