"Эрик Гарсия. Грязное мамбо, или Потрошители " - читать интересную книгу автора

которым не один десяток лет. Лента выцвела, но в остальном машинка исправна,
чего не скажу о клавишах, растерявших накладки. Например, всякий раз в
начале предложения грубый металлический стержень чуть не насквозь протыкает
мне палец, так что длинноты в повествовании не случайны: я просто избегаю
заглавных букв.
С помощью этой пишущей машинки можно брать кровь. Автономная
лаборатория, определяющая группу и резус перед неизбежной хирургической
операцией. Ее наверняка принесли сюда люди из Кредитного союза в качестве
дурной шутки. Возможно, внутри расположена видеокамера. С приводным
радиомаячком.
Хотя машинка так стучит, что и без того слышно на весь Нью-Йорк. Ужасно
грохочет, заходится, как неисправный автомат, но я не променяю ее на тихий
шелест клавиатуры и матовое свечение плазменного экрана, освещавшего мои
одинокие ночи. Щелк-щелк, щелк-щелк. Это обязательно меня выдаст, но пока я
ощущаю прилив безрассудной смелости. Как долго продлится это настроение,
сказать не могу. Это мне вообще несвойственно.

Эти звуки и эти страницы - мое жертвоприношение. Три месяца я сдерживаю
дыхание, стараюсь не чихать, глотаю кашель. Я передвигаюсь только по ночам
короткими неслышными шажками. Так поступает человек, который прячется.
Половицы скрипят. Шум - это постыдный ляп, оплошность дилетанта. Всякий шум.
Любой. "Вызывайте представителей соответствующих властей, - говорит этот
шум. - В заброшенной гостинице на пересечении Четвертой и Тайлера прячется
человек", - ябедничает шум. А этого мне не надо. Меньше всего мне хочется
снова менять квартиру. При нынешнем жилищном кризисе все труднее и труднее
найти заброшенные здания, соответствующие моим изысканным вкусам.
Поэтому я печатаю в таком режиме: час работы, два часа отдыха. Это дает
мне лишь треть шанса быть обнаруженным, но я знаю: если кто-то всерьез
озаботится меня найти, он сделает это без помощи старого ундервуда - у них
имеются радары, тепловые датчики, мощные сканеры. Возможно, хитроумная
техника их и подведет. Им просто не придет в голову подумать о примитивных
механизмах.

Итак, продолжим.
Бумага. Изъеденная крысами стопка листов с тремя дырочками найдена
возле вышеупомянутого шкафа для папок. Обертки от жвачки валялись под
столом. Бутылки из-под чистящих средств, давно опустевшие, но с легко
отделяемыми и заправляемыми под валик безотказного "Кенсингтона" этикетками.
Разнородные страницы неудобны, но я стараюсь умещаться на том, что есть. Без
гибкости я пропаду.
Тело. Глаза вытаращены до отказа. Ночью я научился спать, как акула в
океане, с поднятыми веками, прикрепленными ко лбу стыренным скотчем. Я вечно
бодрствую, идеальный сторожевой пес, защитник своей собственности, и обязан
этим компании "3 М".
Слух постоянно напряжен и обострен настолько, что я могу расслышать
писк полевки в утреннем уличном гуле. Ноздри всегда раздуты - втягивают
воздух, проверяя наличие малейших паров эфира, и осторожно выпускают
обратно. Ничего. Все чисто. Пока.
Надо перезарядить дробовик.