"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

обозвали меня лгуном, а более терпимые объяснили мне, что, глядя сверху
вниз, я, должно быть, все видел наоборот и потому не так понял. Но я-то
отлично все видел и убежденно и яростно отстаивал свое мнение. В конце
концов мы установили дежурство на крыше сарая, вооружившись польским флагом,
похищенным у консьержки. Было условлено: как только любовники появятся,
дежурный станет размахивать флагом, подавая сигнал всей братии собираться на
наблюдательный пункт. Когда наш дозорный - им оказался малыш Марек Лука,
хромой мальчуган с пшеничными волосами, - впервые увидел, что происходит, то
был настолько потрясен представившимся зрелищем, что, ко всеобщему отчаянию,
забыл про флаг. Зато он слово в слово повторил мое описание этого странного
процесса и сделал это с такой красноречивой мимикой и жаром, сгорая от
нетерпения поделиться увиденным, что в припадке реализма глубоко прокусил
себе палец, тем самым сильно упрочив мой авторитет во дворе. Мы долго
совещались, пытаясь разобраться в мотивах столь странного поведения, и в
конце концов сам же Марек выдвинул гипотезу, показавшуюся нам наиболее
правдоподобной:
- Может быть, они не знают, как за это взяться, и потому ищут со всех
сторон?
На следующий день нести караул выпало сыну аптекаря. Было три часа
пополудни, когда мальчишки, игравшие во дворе и сидевшие по домам, плюща нос
у окна, не веря своим глазам, увидели, как польский флаг развернулся и
торжествующе зареял над крышей сарая. Через несколько секунд шестеро или
семеро сорвиголов вихрем промчались к месту сбора. Тихонько отодвинув доску,
мы все получили доступ к уроку большого воспитательного значения. На этот
раз кондитер Мишка превзошел самого себя; наверное, его великодушная натура
почувствовала присутствие шести ангельских головок, склонившихся над его
трудами. Я всегда любил кондитерские изделия, но с тех пор я стал иначе
смотреть на пирожные. Этот кондитер был великим мастером. Понс, Румпельмайер
и знаменитый Лурс из Варшавы могут снять перед ним шляпу. Конечно же, в
столь юном возрасте мы не имели возможности сравнивать, но теперь, после
стольких путешествий, увиденного и услышанного, внимательно прислушиваясь к
мнению тех, кому довелось отведать лучшее американское мороженое и печенье
знаменитого Флориана из Венеции, насладиться венскими струделями и
сахертортами и лично посетив чайные салоны двух континентов, я по-прежнему
утверждаю, что Мишка, бесспорно, был великим кондитером. В тот день он
преподал нам урок высокого морального значения, сделав нас скромными людьми,
которые никогда больше не станут претендовать на право изобретения пороха.
Если бы вместо того чтобы обосноваться в маленьком забытом городке Восточной
Европы, Мишка открыл кондитерскую в Париже, то сегодня он был бы богатым,
известным и почитаемым. Первые красавицы Парижа пришли бы отведать его
пирожных. В кондитерском деле ему не было равных, и мне искренне жаль, что
его шедевры не прославились на весь мир. Не знаю, жив ли он - что-то
подсказывает мне, что он умер молодым, - во всяком случае, я позволю себе
здесь почтить память великого артиста и засвидетельствовать ему глубокое
почтение скромного писателя.
Спектакль, на котором мы присутствовали, был настолько волнующим и
порою тревожным, что самый младший из нас, Казик, не старше шести лет,
испугался и заплакал. Признаться, было от чего, но мы ужасно боялись
помешать кондитеру и выдать свое присутствие, и поэтому каждому из нас
пришлось терять драгоценные минуты, по очереди зажимая рот дурачку и не