"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

человеческого, наши сексуальные измышления - включая продажные и
кровосмесительные, - вокруг трех жалких сфинктеров, которыми наградила нас
природа, выглядят ангельски невинно, как улыбка младенца.
И наконец, чтобы окончательно вырваться из этого круга, добавлю еще,
что догадываюсь, насколько ловко мое желание свести к минимуму
кровосмесительство может быть истолковано как уловка подсознания,
стремящегося приручить все то, что одновременно внушает ужас и сладостно
манит, и посему, трижды прокружившись под дорогой моему сердцу венский
вальс, я возвращаюсь к своей смиренной любви.
Так как вряд ли стоит упоминать, что продолжать этот рассказ заставляет
меня присущая каждому из нас благодарность и любовь; я любил свою мать не
больше, не меньше, не иначе, чем любой из смертных.
Я по-прежнему искренне верю, что мое юношеское стремление бросить мир к
ее ногам было в общем-то безличным, и - каждый может судить по-своему,
прислушиваясь к голосу своего сердца, - какой бы сложной ни была природа
связывавших нас уз, одно, по крайней мере, ясно мне теперь, когда я подвожу
последний итог своей жизни: для меня речь шла скорее не о судьбе любимого
человека, а об отчаянном желании торжественно осветить судьбу человека как
такового.

Глава XI

Мне было около девяти лет, когда я впервые влюбился. Неистовая,
всепоглощающая страсть, охватившая меня, полностью отравила мое
существование и едва не стоила мне жизни.
Ей было восемь лет, и ее звали Валентиной. Я мог бы долго, до
изнеможения, описывать ее и, будь у меня голос, никогда не перестал бы
воспевать ее красоту и нежность. Это была хорошо сложенная светлоокая
брюнетка в белом платье и с мячом в руках. Я столкнулся с ней на дровяном
складе, в той его части, где начинались заросли крапивы, тянувшиеся до
изгороди соседнего сада. Как описать волнение, охватившее меня? Помню
только, что ноги у меня стали как ватные, а сердце застучало так сильно, что
у меня потемнело в глазах. Твердо решив раз и навсегда обворожить ее, чтобы
в ее жизни не осталось места для другого мужчины, я поступил так, как учила
меня мать, и, небрежно облокотившись о поленницу, закатил глаза к свету,
надеясь покорить ее. Но Валентина была не из впечатлительных натур. Я долго
глядел на солнце, пока по моему лицу не покатились слезы, но злодейка все
это время продолжала играть в мяч, не проявляя ко мне ни малейшего интереса.
У меня глаза вылезали из орбит, все вокруг подернулось огнем и пламенем, а
Валентина даже не посмотрела в мою сторону. Вконец растерявшись от ее
безразличия, в то время как многие прекрасные дамы в салоне моей матери
приходили в восторг от голубизны моих глаз, почти ослепший и, так сказать,
разом растративший весь запас горючего, я вытер слезы и, безоговорочно
капитулировав, протянул ей три зеленых яблока, только что украденных в саду.
Она взяла их и сообщила мне как бы между прочим:
- Янек съел ради меня всю свою коллекцию марок.
Так начались мои мучения. Считая с этого дня, я съел для Валентины
несколько пригоршней земляных червей, множество бабочек, килограмм вишен с
косточками, мышь, а в завершение я вправе утверждать, что в свои девять лет,
то есть будучи намного моложе Казановы, я попал в число прославленных