"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу авторавосточные земли и без колебаний вторгнуться в Польшу. Слабенькой эрекции в
земле Гессен и в Баварии явно недостаточно. Хюбш зачарован, всем своим существом устремлен к абсолюту, так вытянулся по стойке "смирно", что в воздухе уже чувствуется мужской дух безоговорочных побед и окончательного удовлетворения, полный конец всяких там интрижек, ухаживаний, нежностей, томлений. "Konnst du das Land, wo die Zitronen bluhn, im dunkeln Laub die Goldorangen gluhn..." ["Ты знаешь край лимонных рощ в цвету, где пурпур королька прильнул к листу..." - строки из стихотворения Гете "Миньона", пер. Б.Пастернака] В Марцоботто в Италии две тысячи женщин и детей были уничтожены сверхсамцами в последнем приступе мужественности. А садовник Иоганн продолжает подливать масла в огонь: - Ах, этот прелестный пушок, миленькая маленькая мордашка, вся такая розовенькая, ах, какое оно мягонькое, какое нежненькое, какое лукавое... Я тоже хочу! О, до чего я хочу! Это очень трогательно, потому что исходит от простого народа. Не от пролетариата, не от буржуазии, а от прослойки между ними, и до чего же утешительно, что в ней тоже хотят. Принцесса из легенды может быть спокойна. Она никогда не будет испытывать недостатка в том, что ей нужно. Они будут шагать в железном строю, исполненные отваги и великодушия, и позволят убить себя, ради того чтобы удовлетворить ее. А писарь даже язык высунул, все его гормоны клокочут и бурлят. Комиссар ударяет кулаком по столу: - Хватит, Хюбш! Успокойтесь! Эта женщина - отравительница! Нас пытаются растлить. Это китайцы! Говорю вам, это все китайцы! У них появилось секретное оружие. Газ! Он вызывает состояние паралича, люди застывают и не ясно, здесь происходит нечто подозрительное. Но я не даю ему сообщить, что именно. Граф вставил в глаз монокль: - У Флориана должны быть какие-то серьезные причины. - Все, хватит! - рявкнул комиссар. - Хватит порнографии! - Если он убивает и если убийца действительно он, то, значит, у него, вне всяких сомнений, есть причина. Я бы даже сказал, благородный стимул. Этот парень мне всегда казался идеалистом. И я убежден, что он не способен убивать, не имея на то возвышенных мотивов. И тут появился я. Как только начинают ссылаться на причины массовых убийств, тут же появляюсь я. Я предпочитаю быть убитым без каких-либо причин, без всяких извинительных обоснований, это меня не так возмущает. Но чуть только ссылаются на доктрину, идеологию, великую цель, немедленно появляюсь я с желтой звездой и лицом в известковой пыли. Мой друг Шатцхен глянул на меня, и во взгляде его читалось что-то смахивающее на отчаяние. Зря это он. Отчаиваться никогда не стоит. Надо действовать решительней, вот и все. Не ограничиваться расой, классом, страной. Соединить это все в единый узел. Лили - натура не мелочная. - А вы... вы... убирайтесь отсюда, - обращается ко мне Шатц. - Я уже по горло сыт вашими появлениями, Хаим. Я это называю эксгибиционизмом. Вы вконец осточертели нам с этими угрызениями совести! Только в детективных романах преступники возвращаются на место преступления. А Шатц и впрямь не лишен хуцпе. На меня это, ей-ей, произвело впечатление. |
|
|