"Ромен Гари. Жизнь впереди" - читать интересную книгу автора

специальные очки, которые служили ему для того, чтобы видеть больше
остальных. Сначала он подержал фотокарточку очень далеко, а потом очень
близко и, несмотря ни на что, должно быть, что-то все-таки увидел, потому
что улыбнулся, а потом на глазах у него появились слезы, но не по этому
случаю, а просто потому, что он старик. Из стариков вечно льет без
остановки.
- Вот видите, какой красавицей была мадам Роза перед теми событиями.
Вам бы пожениться. Ладно, ладно, я знаю, но вы всегда можете поглядеть на
фотографию, чтобы вспомнить о ней.
- Может, я и женился бы на ней лет пятьдесят назад, если б знал ее
тогда, малыш Мухаммед.
Да вы бы друг дружке обрыдли за пятьдесят-то лет! А сейчас вы не
сможете даже толком разглядеть один другого, не то что надоесть!
Он сидел перед своей чашечкой кофе, положив руку на Книгу Виктора Гюго,
и выглядел счастливым, потому что вообще не требовал от жизни многого.
- Малыш Мухаммед, мне нельзя было жениться на еврейке, будь я далее
способен на подобное.
- Да ведь она уже никакая не еврейка, она вообще никто, мосье Хамиль,
просто у нее везде болит. И сами вы уже такой старый, что пора уже Аллаху
думать о вас, а не вам об Аллахе. Вы же ходили к нему в Мекку, теперь пускай
он о вас побеспокоится. Почему бы вам не жениться в восемьдесят пять лет,
когда вы уже ничем не рискуете?
- А что бы мы делали, если б поженились?
- Переживали бы друг за дружку, черт подери. Для этого все и женятся.
- Я уже слишком стар, чтобы жениться, - отвечал мосье Хамиль. Будто он
не был слишком стар для всего прочего.
Я уже не решался глядеть на мадам Розу - она прямо на глазах
разрушалась. Остальные мальцы уже убрались восвояси, а когда заявлялась
очередная мамаша обговорить плату за пансион, то ей сразу становилось ясно,
что старуха буквально вся разваливается, и у нее пропадала охота оставлять
ей своего пацана. Самое паршивое, что нарумянивалась мадам Роза все краснее
и краснее, а иногда даже пыталась строить глазки и вытворять разные штуки
губами, словно еще работала на панели. Это уж было чересчур, такого мне
видеть не хотелось. Я уходил и болтался целыми днями на улице, а мадам Роза
оставалась совсем одна зазывать никого своими краснющими губами и всякими
ужимками. Иногда я садился на тротуар и заставлял весь мир раскручиваться
назад, как в зале дубляжа, только еще дальше. Люди выходили из дверей, а я
заставлял их входить задом наперед, а еще становился на мостовую и заставлял
машины мчаться от меня задним ходом, и никто не мог ко мне приблизиться.
Чего уж там, не был я в олимпийской форме, это точно.
К счастью, нам здорово помогали соседи. Я вам рассказывал про мадам
Лолу, которая жила на пятом и боролась за жизнь в Булонском лесу
перевертышем и перед тем, как ехать туда - у нее была своя машина, - часто
заходила к нам подсобить по хозяйству. Ей было всего тридцать пять лет, и
впереди ее ждало еще много успеха. Она приносила нам шоколад, копченую
лососину и шампанское, а ведь все это стоит недешево, потому-то те, кто
борется за жизнь, никогда не имеют денег про запас. В то время
распространился орлеанский слух, будто у североафриканских рабочих холера,
за которой они специально ходили в Мекку, и первым делом мадам Лола всегда
мыла руки. Она терпеть не могла холеры за то, что та против гигиены и любит