"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 2)" - читать интересную книгу автора

для самого себя, а также и для сына, спектакль назидательного прощания с
жизнью.
- Ты меня слушаешь, Антуан? - вдруг спросил он. Спросил торжественным
тоном. И потом без всяких предисловий: - В завещании, которое ты найдешь
после моей смерти... (Чуть заметная пауза, так делает придыхание актер,
ожидающий ответной реплики.)
- Ну, Отец, - благодушно перебил его Антуан. - Я не думал, что ты так
уж торопишься умирать! - Он рассмеялся. - Как раз наоборот, я только что
говорил, что тебе не терпится выздороветь!
Довольный словами сына, старик поднял руку.
- Дай мне договорить, дружок. Возможно, с точки зрения науки я и не
безнадежный больной. Но у меня самого такое чувство, будто... будто я...
Впрочем, смерть... Та малость добра, которую я пытался сделать на этой
земле, мне зачтется там... Да... И если день уже настал (быстрый взгляд в
сторону Антуана с целью убедиться, что с его губ не исчезла скептическая
усмешка)... что ж тут поделаешь? Будем надеяться... Милосердие божие
безгранично.
Антуан молча слушал.
- Но я тебе вовсе не это собирался сказать. В конце моего завещания я
упоминаю ряд лиц... Старые слуги... Так вот я хочу обратить твое внимание,
дружок, на этот пункт. Он составлен уже несколько лет назад. Возможно, я был
не слишком... не слишком щедр. Я имею в виду господина Шаля. Он человек
славный и многим мне обязан, это бесспорно, даже всем обязан. Но это еще не
причина, чтобы его усердие осталось без награды, пусть даже слишком щедрой.
Говорил он отрывисто, так как его бил кашель, в конце концов
принудивший его замолчать. "Очевидно, болезнь прогрессирует довольно быстро,
- думал Антуан, - кашель усиливается, тошноты тоже. Должно быть,
новообразование недавнего происхождения начало ползти снизу вверх... Легкие,
желудок... Достаточно любого осложнения, и мы будем бессильны..."
- Я всегда, - продолжал Оскар Тибо - под воздействием наркотика мысль
его то прояснялась, то теряла логическую нить, - я всегда гордился тем, что
принадлежу к классу состоятельных людей, на коих во все времена религия,
отчизна... Но богатство накладывает, дружок, известные обязательства. -
Мысль его снова вильнула в сторону. - А ты, а у тебя пагубная тяга к
индивидуализму, - вдруг заявил он, бросив на Антуана сердитый взгляд. -
Конечно, ты переменишься, когда повзрослеешь... когда состаришься, - уточнил
он, - когда ты, и ты тоже создать семью... Семья, - повторил больной. Это
слово, которое он неизменно произносил с пафосом, сейчас пробудило в нем
неясные отзвуки, вызвало в памяти отрывки из собственных прежних речей. Но
связь мыслей снова распалась. Он торжественно повысил голос. - И впрямь,
дружок, если мы признаем, что семья обязана оставаться первичной ячейкой
общественного организма, не следует ли... не следует ли строить ее таким
образом, чтобы она переросла в... плебейскую аристократию... откуда отныне
будет черпаться элита? Семья, семья... Ответь-ка мне, разве не мы тот
стержень, вокруг которого... которого вращается современное буржуазное
государство?
- Совершенно с тобой согласен, Отец, - мягко подтвердил Антуан.
Старик, казалось, даже не слушает. Постепенно он оставил ораторский
тон, направление мысли стало яснее.
- Ты еще одумаешься, дружок! Аббат тоже на это рассчитывает. Одумаешься