"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 1)" - читать интересную книгу автора

- Так вот, - продолжал аббат, - мы вернулись из лицея, вооруженные
всеми необходимыми сведениями. И уже собирались произвести расследование по
всем правилам, как вдруг вчера, в субботу, в начале утренних занятий наш
друг Жако ворвался к нам в кабинет. Ворвался, в полном смысле этого слова.
Бледный, зубы стиснуты. И прямо с порога, даже не поздоровавшись, стал
кричать: "У меня украли книги, записи!.." Мы обратили его внимание на
крайнюю непристойность его поведения. Но он не желал ничего слушать. Глаза
его, всегда светлые, потемнели от гнева: "Это вы украли мою тетрадь, -
кричал он, - это вы!" Он даже сказал нам, - добавил аббат с глуповатой
улыбкой: - "Если вы посмеете ее прочесть, я покончу с собой!" Мы попытались
действовать на него лаской. Он не дал нам говорить: "Где моя тетрадь?
Верните мне ее! Я тут все у вас переломаю, если мне ее не вернут!" И прежде
чем мы успели ему помешать, он схватил с нашего письменного стола
хрустальное пресс-папье, - вы помните его, Антуан? - сувенир, который наши
бывшие воспитанники привезли нам из Пюи-де-Дом{31}, - и с размаху швырнул в
мраморный камин. Это пустяк, - поспешил добавить аббат в ответ на
сконфуженный жест г-на Тибо, - мы вспомнили об этой мелочи лишь для того,
чтобы показать вам, до какой степени возбуждения дошел наш дорогой мальчик.
Потом он стал кататься по полу, с ним начался настоящий нервный припадок.
Нам удалось схватить его, втолкнуть в маленькую классную комнату, смежную с
нашим кабинетом, и запереть на ключ.
- Ах, - произнес г-н Тибо, вздевая вверх кулаки, - бывают дни, когда он
точно одержимый! Спросите у Антуана - разве не приходил он на наших глазах -
из-за сущей безделицы - в такое неистовство, что мы, конечно, сдавались;
весь посинеет, на шее вздуются вены, - кажется, еще миг, и задушит
кого-нибудь от ярости!
- Ну, все Тибо отличаются вспыльчивостью, - констатировал Антуан, всем
своим видом показывая, что он ничуть этим не огорчен, и аббат счел своим
долгом снисходительно улыбнуться.
- Когда через час мы отперли дверь, - продолжал он, - Жак сидел за
столом, зажав голову ладонями. Он посмотрел на нас ужасным взглядом; глаза у
него были сухие. Мы потребовали извинений, он не отвечал ни слова.
Безропотно проследовал он за нами в наш кабинет - с упрямым видом,
взлохмаченный, уставясь глазами в пол. По нашему настоянию он подобрал
обломки злосчастного пресс-папье, но нам так и не удалось выжать из него ни
слова. Тогда мы отвели его в часовню и решили оставить на какое-то время
наедине с господом. Потом мы вернулись и преклонили возле него колена. В
этот момент нам показалось, что он перед нашим приходом плакал; но в часовне
было темно, и мы не решились бы это утверждать. Прочитав вполголоса
несколько молитв, мы обратились затем к нему с увещеваниями, живописали ему
страдания отца, когда он узнает, что плохой товарищ осквернил чистоту его
дорогого ребенка. Скрестив руки и подняв голову, он глядел на алтарь и,
казалось, нас не слышал. Видя, что его упрямство еще не сломлено, мы отвели
его в класс. Он оставался там до вечера на своем месте, по-прежнему скрестив
руки, не раскрывая учебника. Мы делали вид, что ничего не замечаем. В семь
часов он ушел, как обычно, - однако не попрощался с нами. Вот и вся история,
сударь, - заключил аббат с большим воодушевлением. - Прежде чем ввести вас в
курс дела, мы ожидали сообщений о том, какие меры примет инспектор лицея в
отношении этого субъекта по имени Фонтанен; нет сомнения в том, что его
просто исключат. Но сейчас, видя, как вы встревожены...