"Север Гансовский. Пробужденье (Журнал "Химия и жизнь", 1969, NN 11-12)" - читать интересную книгу автора

общественного долга: супруги даже не слышали звуков во время урока.
Теперь Федя услышал и начал кивать за своим мольбертом в такт
исполнению, нахмуривая брови при Наташиных промахах. Когда положенный час
подошел к концу, Пряничков поднялся, перенес стул к пианино и спросил, с
чего, собственно, начинают обучение. Преподавательница, Иветта
Митрофановна, была молода, перед родителями своих учеников робела. Она
неуверенно показала запись нот на нотном стане и их расположение на
клавиатуре.
- Дальше, - сказал Федя, придвигаясь поближе к инструменту.
- Что "дальше"? - спросила Иветта Митрофановна.
- Как потом?
- Потом я добиваюсь, чтобы ученица запомнила.
- Я запомнил, - кивнул Пряничков.
Учительница посмотрела на него недоверчиво, сыграла несколько гамм, и
Пряничков на малой октаве тотчас повторил их - первую так же бойко, как
преподавательница, вторую еще ловчей.
Иветта Митрофановна повернулась к нему.
- Послушайте, вы учились.
- Нет! Честное слово, нет. - Пряничков был ужасно взволнован и весь
дрожал. - Но давайте пойдем вперед, прошу вас.
И в голосе его и на лице было такое чистосердечие, что Иветта
Митрофановна поверила. Она перебрала жиденькую пачку нот у себя в
портфеле.
- Хорошо. Попробуем разобрать что-нибудь простенькое.
Наташа, которая из вежливости стояла тут же рядом, отступила потихоньку
и отправилась к подруге. Шура вышла на кухню. До нее доносились голоса
мужа и учительницы. "В фа-диез-мажор будет уже шесть знаков", - говорила
Иветта Митрофановна. "Понятно-понятно", - соглашался Пряничков. Потом
послышались словечки вроде "стакатто", "пианиссимо", какое-то еще там
"сфорцандо". Пианино дышало все шире, глубже, полной грудью.
Без пяти одиннадцать, глянув на ручные часики, Иветта Митрофановна
откинулась на спинку стула и в испуге уставилась на Пряничкова.
- Знаете, за два часа мы прошли пятилетний курс!
Федя кивнул, трепетно взял сборник "Избранных фортепьянных пьес",
раскрыл на штраусовском вальсе. Пошептал, глядя в ноты, подался вперед,
поднял руки... И сама беззаботная старая Вена явилась в комнату -
танцевали кокетливые барышни в длинных платьях и веселые кавалеры.
Изысканную учтивость неожиданно сменяло дерзкое легкомыслие, загадочная
робкая мечтательность плела свой напев, снова уступая место неукротимому
озорству. Длился бал, летели зажигательные взгляды. Потом танцоры устали,
свечи начали гаснуть и погасли совсем.
Пораженный, Федя осторожно снял руки с клавишей, огляделся; казалось
пианино вовсе и не принимало участия в том, что только что произошло.
Хрипло кашлянула в тишине учительница, вздохнула остановившаяся в дверях
Шура.
Какие-то двое негромко переговаривались во дворе, параллельной улицей
шел ночной троллейбус, негромко скрипя кузовом и свистя проволокой,
прогрохотала переулком загородная уставшая грузовая машина, торопясь в
дальний гараж, и отзвуком чуть слышно шуршали в комнате платья
разошедшихся танцоров. Прошлое связывалось с настоящим, плоский мир стал