"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу автора

Крейцеры, геринги, круппы - те, кто ездит в автомобилях, живет во
дворцах и виллах, кто на самолетах перемещается из одной страны в другую,
владеет банками и гонит людей в окопы и концлагеря! Вам кажется, вы
главные в мире, а все остальное ничтожно. Так нет!
Вот я, Георг Кленк, из глубины своего одиночества завтра явлю вам
черное и заставлю вас дрогнуть.
Я заст...
А впрочем, уж так ли мне это нужно?
Разве я трудился затем, чтобы произвести на них впечатление? Хоть даже
ужасное?
Я вдруг почувствовал себя опустошенным. Вот он и прошел, лучший вечер в
моей жизни.
Долго-долго я сидел на постели, нахмурив брови и ссутулившись.
Потом я встряхнулся. Послезавтра будет открыта галерея. Я пойду к
Валантену. Он тоже был одинок, как я, но его прекрасное, светлое лицо
выражает надежду.
Последний вопрос я ему задам: почему он надеется?
Я войду в картину, в средневековый Париж, и мы будем говорить.



11

Валантен продан. Вот на что, оказывается, намекал Бледный.
Ну и все!
Я пришел в галерею Пфюля, и пятый зал был закрыт. Сердце у меня сразу
заныло, я вернулся к швейцару. Так оно и было. Сверкающий американский
автомобиль недаром стоял у особняка. Какой-то миллионер, может быть, тот
самый "шеф", которому должен был докладывать Цейтблом, купил у молодого
Пфюля пять подлинников. Он взял "Наивность девственницы" Босколи,
"Деревья" Ван Гога, "Портрет мужчины" Ткадлика, "Август" Макса Швабинского
и "Музыку" Валантена. Теперь галерея обезглавлена. Ее почти что и нет. А
между тем это была единственная галерея в нашем городе.
Я вышел из особняка и прислонился к стене.
Скоты! Уроды!
Если б эти богатые могли, они, наверное, скупили бы и симфонии, и
книги, и песни. Странно, что до сих пор не издано закона, чтоб лучшие
романы публиковались в единственном экземпляре, чтоб никому, за
исключением имущих, не дозволялось слушать Перголези и Моцарта.
Разве человек - если он действительно Человек - станет изымать картину
из музея, где ее могут смотреть все, и помещать в частное собрание, чтобы
только одному наслаждаться ею?
И даже "наслаждаться" ли? Сомнительно. Только ласкать свое тщеславие.
Какова теперь судьба Валантена? Он будет висеть где-нибудь в пустом
флигеле строго охраняемого дворца. Лакеи равнодушно станут стирать с него
пыль, и только раз в год хозяин, зайдя после обеда с сигарой в зубах
рассеяться среди своих сокровищ, скользнет по нему случайным взглядом. Раз
в году одна из тех девчонок в штанах, что каждый год наезжают из-за
океана, небрежно кивнет очередному приятелю: "Какой-то француз из древних.
Отец привез из Германии еще после войны... Кажется, Валантен или как-то