"Константин Гамсахурдия. Похищение луны (Роман) " - читать интересную книгу автора

человек".

Кегва Барганджиа вновь принялся за крылышко индюка. Ни малейшего
волнения не отражало его лицо. У него был такой замкнутый и упрямый вид,
что, пожелай какой-нибудь скульптор вылепить морду песьего бога
Алишкинтири, то не нашел бы лучшей модели.

Каролина заинтересовалась стихами, произнесенными дедушкой Тариэлом.
Она тихо расспрашивала Тараша об их содержании.

- Это один из образцов грузинской народной поэзии,- объяснил Тараш,
переводя строфу за строфой.- Эти стихи - самое яркое доказательство того,
что в Абхазии христианство не укоренилось глубоко. Хотя оно и проникло к
нам вскоре после своего зарождения, но не сумело полностью вытравить из
религиозных представлений языческий дух. Что общего между этим "белым
чохоносцем", этим "юношей, украсившим розами свою папаху", и мученическим
образом христианского Иисуса?

А заклания бычков и коз в честь всевозможных святых Георгиев -
Илорского, Ломискарекого, Алавердского и прочих,- разве не напоминают они
жертвоприношения древних греков в честь Аполлона? И разве эллинские боги не
вкушали шашлыков?

Тарашу не хотелось прерывать беседу с Каролиной, но тамада начал
очередной тост, и собеседники поневоле смолкли.

Появился Лукайя, обнесший гостей шашлыком из

47

молодого барашка с кислой подливкой из свежего ткемали.

Шардин закончил свою льстивую речь, и Тараш вздохнул с облегчением.

Он спросил Каролину, бывала ли она в Зугдидском музее.

- Удивительно,- заметил Тараш,- как накидываются обычно люди на все,
что касается знаменитостей. Кто бы мог подумать, что в Зугдиди, в этой
глухой провинции, хранятся мебель, посуда и личные вещи принца Мюрата,
потомок которого был женат на дочери Дадиани, владетельного князя
мегрельского. А их наследник удивительно приспособился. Происходя от
французских и грузинских дворян, он перестал быть французом, не став в то
же время и грузином. Он походил на тех и других и клевал от славы, нажитой
наполеоновским маршалом и князьями Дадиани.

Тамада провозгласил тост за Кац Звамбая. Он хвалил его как большого
мастера абхазского наездничества, старательного работника, трудолюбивого
крестьянина. Затем он щегольнул текстом из священного писания: "Первые да
будут последними, а последние - первыми". При желании это можно было понять
как намек на дворян и крестьян.