"Лин Гамильтон. Кельтская загадка ("Лара Макклинток" #4) " - читать интересную книгу автора

говорить, что захочешь. Избавленный от бремени утонченной вежливости, ты
можешь позволить себе какие угодно неприятные истины, жестокие насмешки,
душераздирающие признания и прощальные выпады, при этом тебе не нужно
терпеть бесконечные возражения, неловкие оправдания или угрозы возмездия,
которые неизбежно вызывает подобная откровенность.
Эмин Бирн, видимо, так и думал, однако при этом дал волю такой ярости и
злобе, что, пожалуй, даже сам не мог представить их последствий. Разумеется,
слушая, как он говорит с того света, я сочла его просто грубым,
бесчувственным. Но тогда я была лишь шапочно знакома с теми, к кому он
обращался.
- Надо полагать, вы недоумеваете, зачем я собрал всех вас, - начал Бирн
с ухмылкой на лице, которая сменилась гримасой, затем приступом удушья.
- Эмин всегда любил находиться в центре внимания, - прошептал Алекс
Стюарт мне на ухо, чтобы не слышали остальные.
- Кроме того, видимо, имел пристрастие к банальным сценам, - прошептала
я в ответ.
- Тем более, - продолжал Бирн после нескольких секунд одышки, - тем
более, - повторил он, - когда вы знаете, что я мертв.
- И быть немного шутом, - добавил Алекс со вздохом.
Лицо на видеозаписи подалось к камере, стало неясным, потом вновь
обрело четкость: чья-то невидимая рука настроила камеру. На него было тяжело
смотреть: ввалившиеся глаза и щеки, в одной ноздре кислородная трубочка,
однако я видела тень гордого и некогда красивого мужчины.
- Поражаюсь, что он позволил снимать себя в таком состоянии, -
прошептала я Алексу.
Алекс снова подался ко мне:
- Лара, по-моему, ему всегда было наплевать, что думают о нем люди.
По восточному ковру медленно ползла небольшая черепаха.
- Ш-ш-ш, - прошипела через плечо женщина с худощавым лицом, сидевшая в
первом ряду. Две ее соседки обернулись и свирепо уставились на нас. Это были
мать и дочери, похожие друг на друга как три горошины в стручке, до того
явным было фамильное сходство. Я справилась с искушением сказать что-нибудь
обидное и удовольствовалась ответным свирепым взглядом и недобрыми мыслями.
Что за неприятная компания, подумала я: три женщины и сидящие между
ними, будто своеобразные разделители, двое мужчин. Мужчины сняли пиджаки,
гнетущая жара и спертый воздух в комнате пресекали всякие попытки
соответствовать важности события. Они сутулились, я видела только белые
рубашки, бледные шеи и над ними светлые волосы. На миг эти люди напомнили
мне две ватные прокладки между пальцами, которые используют во время
педикюра. Впоследствии я узнала, что эта метафора была очень уместной: они и
в жизни отделяли этих женщин одну от другой.
По левую руку от нас большим пальцем ноги сидела мать, Маргарет,
белокурая, стройная, изящная, в подобающем случаю черном шерстяном костюме с
коротким прямым жакетом, отделанным тесьмой, - можно было сразу узнать
Шанель. Она оправданно гордилась своими ногами, отличными для ее возраста,
которые с регулярными интервалами то вытягивала, то забрасывала одну на
другую. Рядом с ней сидел первый комок ваты, ее зять Шон Макхью, затем его
жена Этне, старшая дочь Маргарет, тоже высокая, белокурая, стройная,
нервозность ее наводила на мысль, что она больше всех беспокоится о семейных
делах; затем второй комок, Конал О'Коннор, сидящий рядом с женой по имени