"Назло громам" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)Глава 7Дверной звонок не работал — или, по крайней мере, ему так показалось. — Есть кто-нибудь? — крикнул Брайан и, открыв дверь в холл, постучал в нее с внутренней стороны. Ответа не последовало. Он оглянулся на свой автомобиль — побитый «моррис-гараж», оставленный им перед воротами виллы. В доме царила тишина. А небо было сплошь покрыто мрачными грозовыми тучами, которые, казалось, так и будут висеть весь оставшийся день над землей. Как только Брайан, миновав пригороды Женевы, свернул направо на трассу на Аннеси и Шамбери, холмы сменились крутыми известняковыми хребтами, очень похожими на горы. До французской границы, если он не ошибался, было километров шесть или восемь. — Вилла «Розалинда», месье? — прокричал в ответ на его вопрос встречный велосипедист. — Конечно, знаю эту виллу. — Это далеко? — Нет, недалеко. — А как ее найти? — Да она сама найдется! Такой невысокий белый дом с фронтоном и creuser позади. Брайан справедливо решил, что «creuser» означает лощину или овраг. Сейчас, стоя перед виллой — скромным, ничем не примечательным двухэтажным домом комнат на четырнадцать, — он слышал, как поднимающийся ветер рыщет в кронах деревьев. Фронтон или, скорее, его очертания виднелись над несомненно парадной дверью, над которой выделялось яркое и нарядное круглое слуховое окно из разноцветного стекла. Ветер крепчал. Слева от виллы находился открытый и пустой навес для двух машин. Воспоминания о прошлой ночи, особенно о нескольких последних часах, проведенных с Одри, неожиданно ожили вновь. Во втором часу ночи он привез ее обратно в отель «Метрополь». Приостановившись в дверях, Одри протянула ему руку и произнесла: — Спокойной ночи, Брайан. — Спокойной ночи. — Ты… ты выглядишь подавленным. — Есть немного. Внезапно, вместо того чтобы пожать протянутую руку, ему страшно захотелось обнять ее, и это желание было таким сильным, что даже напугало его. Может быть, интуитивно Одри почувствовала это, а может быть, и нет, но взгляд ее изменился. — Что с тобой? Ты по-прежнему думаешь, что мистер Ферье и я… — Нет, не думаю, — почти прорычал он в ответ. — Это было идиотское заблуждение. — Брайан, если мне позвонит кто-нибудь с виллы «Розалинда», я не стану отвечать. И вообще, я не стану отвечать на телефонные звонки. — Нет, этого делать не стоит. Я хотел бы, чтобы ты позвонила Филу, — я ему обещал. — Позвонить Филу? — Одри замерла в тускло освещенном дверном проеме. — Брайан! Ты не говорил ему, что подумал, будто мистер Ферье и я… — Черт побери, Одри! Какой же свиньей ты меня считаешь! Конечно нет! Просто скажи ему, что у меня, как и у всех несносных импульсивных людей, не все дома; скажи, что ты летишь в Лондон и напишешь ему оттуда. Только слышишь: ни с кем другим из этого дома не разговаривай, особенно с мадам Евой. Договорились? — Брайан, и все-таки что с тобой? — Договорились? — Да. — Ее губы дрогнули. — Да, да, да! Спокойной ночи! Обратный путь Брайана домой проходил под визг и скрежет тормозов, что вполне соответствовало его настроению. Позже, сидя в гостиной своей небольшой квартиры на шестом этаже нового дома, выходившей на Рону, он, уставившись в окно, курил сигарету за сигаретой. Без снотворного было не уснуть. Сквозь открытое окно слышался шум зеленых волн реки, бившихся о набережную; ночной город был тих, как Помпеи. В голову снова полезли мысли об убийстве или попытке убийства, пока, наконец, не подействовало лекарство. Об Одри он уже не думал, по крайней мере (если совершенно честно) так, как тогда, у отеля. Его сон нарушил настойчивый пронзительный звук телефонного звонка. Спотыкаясь обо что-то, Брайан бросился в соседнюю комнату и секунд двадцать прислушивался к взволнованному голосу, прежде чем понял смысл того, что говорила ему Одри. — Минутку! Повтори еще раз! — Брайан, не сердись, ради бога! Я только хочу сказать… — Где, где ты сейчас? Неужели ты все-таки поехала на эту виллу? — Я не собиралась! Клянусь, не собиралась! — И давно ты там? — С ночи. Примерно через час после того, как мы расстались, я уже оказалась здесь. Часы на низком книжном шкафу в комнате с отштукатуренными стенами кремового цвета показывали восемь утра. — Ты что, поговорила со своим другом, и он посоветовал тебе… — Нет, я с Филом не разговаривала. Мне сказали, что будет лучше, если я… — Кто сказал? — Брайан, прости меня! Я говорила с Евой. И… и мистер Ферье пригласил меня поехать с ним на «роллс-ройсе». Когда худшие подозрения, оказавшись в реальности еще мрачнее и мучительнее, чем представлялись раньше, возвращаются, на душе становится еще тяжелее, потому что понимаешь, что тебе отвели роль дурака. — Ну что же, юная леди, — произнес Брайан, ощутив легкую тошноту. — Ты сделала свой выбор. А теперь выбирайся из этого сама, как сумеешь. — Брайан, ты что, собираешься бросить меня? Он чуть было не швырнул трубку. Но, глянув на шторы, надувшиеся от ветра словно паруса, попытался встряхнуть затуманенный барбитуратами мозг. — Одри, ты еще ночью знала, что сделаешь это? — Нет, нет, нет! Не сердись! О нет, пожалуйста, только не сердись! Если ты меня бросишь… — Никто тебя не бросает. У тебя есть замечательный друг, на которого, как мне показалось, ты можешь рассчитывать. Или… — Он уехал в Женеву. Он работает там в банке «Дюфрен», и сейчас здесь никого нет. — Совсем никого? В восемь утра? — То есть нет никого, кому я могу доверять. Ты должен приехать и забрать меня отсюда. Кажется, я совершила ужасную глупость. Я… я не думала, что это окажется хоть сколько-нибудь опасным, ей-богу! Но она сошла с ума! Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй меня с ней! На востоке, отбрасывая тени, сгустились грозовые тучи. Брайан не отрываясь смотрел на телефон. — Брайан, пожалуйста! Ты меня слышишь? — Клади трубку, — ответил он. — Я буду у тебя сразу же, как только смогу. Итак, без четверти девять он уже стоял у одинокого белого дома на скале, со слуховым окном из разноцветного стекла над входом. Брайан спустился на несколько ступенек вниз, чтобы лучше разглядеть фасад, но это ничего не дало: снаружи были видны лишь ящики с цветами и узкая полоса кирпичной террасы перед открытой дверью. Или же… — Эй, есть кто-нибудь? — снова прокричал Брайан и вошел в холл. Там царил легкий беспорядок, несмотря на блеск отполированного пола и чистые шторы на окнах. Открытые двери комнат слева и справа выходили в широкий арочный проход, соединявший с центральным холлом, у левой стены которого находилась лестница. В глаза бросились ярко раскрашенные часы, висевшие на стене словно для того, чтобы подчеркнуть несколько наивный стиль украшения интерьера. Их покачивающийся маятник был сделан в виде фигурки девушки на качелях. Часы громко тикали, и фигурка девушки, прикрепленная за одно плечо, двигалась взад и вперед. Неожиданно чей-то голос произнес: — Слушаю вас! На противоположной стене, отделанной полированными панелями, открылась дверь, и к Брайану быстро направилась женщина средних лет, показавшаяся ему чем-то взволнованной. Очевидно, она была швейцаркой, хотя обратилась к нему на прекрасном английском. — Слушаю вас! Что вам угодно? — Доброе утро, — пытаясь сдержать расходившиеся нервы, произнес Брайан. — Мне показалось… — Простите, это я виновата. Так что вам угодно? — Мисс Одри Пейдж. Где она? — Мисс Одри Пейдж нет с нами. Тик-так — стучали часы; качели с девушкой проделали две дуги, прежде чем до Брайана дошло, что он ошибся, вложив в произнесенные слова страшный смысл. — Простите! — слегка улыбнувшись, сказала женщина, взгляд которой по-прежнему оставался встревоженным. — Я хотела сказать, что мисс Пейдж ушла. Она отправилась на прогулку. — На прогулку? Когда она ушла? В каком она была состоянии? — Это было примерно полчаса назад. Настроение у нее было хорошее. Я слышала, как она напевала. Веселый маятник часов качнулся еще несколько раз, пока Брайан пытался совладать с собой. Если эта маленькая чертовка решила вытащить его сюда по какой-нибудь нелепой лживой причине или вовсе без причины, он покончит с этим раз и навсегда. Все! Хватит! Она должна… Брайан решительно отбросил эти мысли. — Я — друг мистера Ферье и миссис Ферье, — сказал он, отдавая себе отчет, что эти слова тоже с натяжкой можно назвать правдивыми. Женщина изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом. — Однако я понял… Где все? — Сегодня у нас полный беспорядок. — Понимаю. Так где же все? — Миссис Ферье занята; мистер Ферье и мисс Кэтфорд еще не встали. Джентльмен с титулом уехал на хозяйском «роллс-ройсе» в Женеву, а очень-очень большой и полный джентльмен с тростью… Ах да! По-моему, он в подвале! Слегка вздрогнувшей женщине не было необходимости объяснять, что означает ее последняя фраза, ибо в этот момент послышался грохот тяжелых шагов, поднимавшихся по невидимой лестнице. Дверь в противоположной стене вела в проход, куда выходили комнаты задней половины дома. Брайан смог увидеть это, когда доктор Гидеон Фелл, в черном костюме из альпаки, с галстуком-ленточкой и неопрятной «паутинкой» по всему воротнику, появился в проходе позади женщины. Сопя и тяжело дыша, но уже не с таким красным лицом, как в последние несколько лет, доктор Фелл, как-то сманеврировав, боком вышел в холл. Он был глубоко погружен в собственные мысли, так что не заметил ни Брайана, ни кого-либо вообще. — Флакон! — четко произнес он. — Афинские архонты! Флакон! — Меня зовут Стефани, — громко произнесла женщина, пытаясь как-то разрядить обстановку. — Ну, я пойду. — И она поспешно скрылась за дверью в стене с полированными панелями. Доктор Фелл стоял в холле, опершись на трость, наморщив широкий лоб под сильно поседевшей шевелюрой, и, казалось, даже не слышал, что кто-то только что произнес какие-то слова. Но вдруг на его лице мелькнули проблески узнавания. — Дорогой Иннес! — прогремел он голосом, в котором слышались тревожные и извиняющиеся нотки. — Как поживаете? Какая неожиданность! Для меня большое удовольствие встретить вас в этой непростой ситуации. Э-э-э… могу я чем-нибудь помочь вам? — Возможно. Кто эта женщина, которая только что ушла? — Простите, а что, отсюда сейчас вышла какая-то женщина? Фу-ты! Опишите ее! — попросил доктор Фелл и, видимо окончательно придя в себя, пока Брайан ее описывал, объявил: — Да, точно. Это была Стефани, служанка. — Вы хотите сказать — домоправительница? — Нет, мне было объяснено, что служанка, причем единственная. Что такое? Кажется, мое сообщение вас встревожило? Брайан огляделся. — В каком-то смысле — да. Доктор Фелл, вы видели, какие машины в этом доме? «Роллс-ройс» и «бентли», и на все про все — только одна служанка? — Сэр, я не очень хорошо осведомлен о правилах ведения хозяйства в Швейцарии. — Я тоже, но… — Послушайте! — прогремел доктор Фелл с яростью, за которой скрывалась попытка справиться с дурными предчувствиями и опасениями. — Это очень симпатичная и высокоцивилизованная страна. Я тут впервые. Полагаю, здесь самый низкий процент убийств в мире. Одним из самых знаменитых было дело об убийстве некоей женщины в 1898 году. К сожалению, помимо этого факта, мое знание страны ограничивается неверными представлениями, полученными в мюзик-холле. Моя фигура не приспособлена для подъема в горы; я не любитель слушать тирольские песни на улицах — и по сей день пренебрегаю этим. Все, что я знаю, — это то, что проблема слуг может стоять здесь так же остро, как и в любом другом месте. Все и так ясно — на этом я закончу. — Я имел в виду не проблему слуг вообще, и вы тоже. — Ох, кха-кха! — закряхтел и забормотал доктор, неожиданно перестав защищаться. — Ох, кха! Да, это очевидно. Идемте со мной. — И повел Брайана в гостиную, расположенную справа. — Прошлой ночью, — продолжил он, — здесь было столько теоретизирований и разговоров об убийстве — у меня просто мурашки по коже бегали. Черт побери, какими же цивилизованными мы стали! — И Одри Пейдж тоже? — О… кхм! Особенно Одри Пейдж. «Одри еще не стала вполне цивилизованной», — подумал Брайан (он подозревал, что Ева Ферье тоже), но тут же постарался изгнать эти мысли из своего сознания. Рядом с гостиной находилась столовая, где на столе в беспорядке валялись остатки чьих-то завтраков. Сама гостиная была очень удобная, но слишком забитая мебелью в белых чехлах. Два ее огромных окна выходили на сторону фасада. Еще из двух окон в восточной стене открывался вид на обширное пространство, где на месте выкорчеванных деревьев был разбит английский сад, протянувшийся вплоть до каменной стены, которая отгораживала виллу от оврага, находящегося с ее тыльной стороны. Между этими двумя окнами, над выложенным из камня камином, висел поясной портрет Десмонда Ферье в роли Гамлета. Над портретом горела единственная в комнате маленькая желтая лампа. В ее свете играли яркие краски на лице Ферье. И хотя подпись художника была очень неразборчивой, дату все же можно было разобрать: 1926. На столе у камина, рядом с открытым портфелем и альбомом с фотографиями, лежала островерхая шляпа сэра Джералда Хатауэя. Все эти предметы, даже в отсутствие связанных с ними людей, делали комнату взрывоопасной. — О да! — произнес доктор Фелл, проследив за взглядом Брайана. — Если вы подумали о вашем друге Хатауэе… — Кстати, где он? — Думаю, в Женеве. Он уехал туда на одной из машин, но вчера он всю ночь спорил тут со мной. — И что же он говорил? Ему удалось объяснить, как был отравлен Гектор Мэтьюз, притом что никакой возможности дать ему лекарство или яд не было? Доктор Фелл возвел глаза к небу и постучал металлическим наконечником трости об пол. — Чтобы не кончить в сумасшедшем доме, мы должны поверить слову компетентного и уважаемого немецкого хирурга, который поклялся, что не было следов ни наркотика, ни яда. Мы звонили ему в Штутгарт и даже разбудили его. — Ладно, давайте пользоваться терминологией, которая вас устроит. Хатауэй объяснил, как можно заставить человека прыгнуть с балкона с помощью колдовства или черной магии? — Нет, не объяснил. Он, главным образом, пытался определить движущие силы — так сказать, факторы проблемы. И все же, мне кажется, он не прав в отношении одного из них. — На ваш взгляд, этого нельзя было сделать? — Да, я так считаю, но не знаю. Афинские архонты, я не знаю! — Тут доктор Фелл, проявив похвальную сдержанность, поднял трость, но удержался от того, чтобы стукнуть ею по шляпе Хатауэя. — Позвольте напомнить вам, — сказал он, — о такой добродетели, как скромность. Примерно к двум часам ночи я пришел к убеждению: если против кого-либо в этом доме и замышляется убийство, то предполагаемой жертвой может быть только один человек. — Да? И кто же это? — Безусловно, Ева Ферье. — Почему «безусловно»? — Не стану докучать вам, — с чувством собственного достоинства произнес доктор Фелл, — изложением своих доводов. В целом (может быть, и ошибочно) я считаю их вескими. — Он явно волновался. — Тем не менее, когда кому-то удалось каким-то образом убедить мисс Одри Пейдж присоединиться к нам после часу ночи, мои прежние опасения ожили вновь. До этого момента я не осознавал, что миссис Ферье ненавидит ее. Брайан молчал. Из окон доносился шум волнующихся крон деревьев, покрывавших огромные пространства обрывистых холмов. — Вчера ночью… — начал он. — Вчера ночью вы клялись, что Одри не угрожает опасность. — Я не клялся. Я просто сказал. А откуда вы знаете, что я это говорил? — Мы с Одри нечаянно слышали ваш разговор, но это не имеет значения. Примерно час назад Одри позвонила мне домой… — О… кхм! И что же? — Вначале я подумал, что это какая-то игра, но потом испугался. Одри умоляла меня увезти ее отсюда; она сказала, что миссис Ферье совсем обезумела. Рот доктора Фелла под бандитскими усами стал медленно открываться; выражение его лица изменилось. Между тем Брайан чуть ли не кричал. — Но когда я приехал сюда, то увидел, что в конечном итоге это оказалось игрой, — по крайней мере, мне так показалось. Одри ведь пошла прогуляться, не так ли? — По-моему, да. Мне Стефани так сказала. — Вы видели, как она уходила? — Нет, не видел. — А где миссис Ферье? Доктор Фелл глубоко вздохнул: — Не стоит так беспокоиться, сэр! Миссис Ферье находится в комнате, которую здесь называют кабинетом, и, скорее всего, она там одна. Похоже, леди захвачена идеей написать мемуары. Она объявила, что не может начать «новую жизнь», не закончив книгу, в которой собирается «рассказать все». Так что, повторяю… — Тут доктор Фелл внезапно остановился, словно в голову ему пришла другая мысль. — Где находится ее кабинет? — Наверху, в противоположной стороне дома. — Доктор Фелл, а там, случайно, нет балкона? Осторожно, чрезвычайно осторожно доктор положил свою трость рядом с портфелем и альбомом. — Послушайте меня! — обратился он к Брайану. — Если вы думаете, что история может повториться, выбросьте это из головы. Возможно, именно проблеск надежды, которая есть у меня, так раздражает Хатауэя. Но даже если в случае неблагоприятного развития событий он окажется прав, не стоит бояться повторения того, что уже произошло раньше. — И все же, есть ли там балкон? — Наверху, на противоположной стороне дома, находятся три комнаты, которые выходят на один балкон; дверь кабинета — посередине. — Думаю, нам лучше подняться туда. — Идите, если хотите. Я уже много раз попадал в дурацкое положение. Балкон не имеет отношения к делу. Мне приходила в голову эта мысль, но ее следует отбросить. Она неверна. — Может быть, и так. И все же я поднимусь. — О боже! О Бахус! Ну надо же! «Рассказать все». Миссис Ферье прячется там и никому не позволяет к ней входить. Но Брайан уже не слышал этих слов. Он направился к лестнице. У нее было шестнадцать ступенек, не покрытых ковром и выкрашенных в коричневый цвет. Шагая через две ступеньки, он поднимался почти бесшумно. Наверху он увидел перед собой три закрытые двери, но тут шаги его так громко застучали по твердой древесине, что он остановился. Все вокруг выглядело очень обычным: пылесос, стоявший рядом со шкафом для белья у входа на лестницу, тут же — швабра… Наверное, ничего страшного не произойдет, если он постучится. Быстро подойдя к двери кабинета, Брайан поднял руку и… замер. — Ты его не получишь! — услышал он голос Евы Ферье. — После всех прожитых лет… Ты его не получишь! Из-за закрытой двери голос звучал негромко, но чувствовалось, что-то тут не так. — Я даже не смотрела на него! — узнал Брайан голос Одри. — Никогда даже не думала о нем! — Не лги мне. В дневнике все написано. Я видела его вчера вечером. Ты изображала одно, а делала совсем другое. Брайан схватился за ручку двери и попытался повернуть ее, но дверь оказалась запертой изнутри на замок и на задвижку. Он что-то прокричал (теперь уже не помнит, что именно), а потом стал колотить в дверь кулаком. Ответа не было. Звук шагов стал удаляться в сторону окна. Все ночные кошмары, во время которых ощущаешь свое полное бессилие, словно объединились, образовав перед Брайаном Иннесом непреодолимую стену. Он еще дважды с силой ударил по двери кулаком и понял, что голоса перешли на шепот. Затем, оглядевшись по сторонам, бросился к двери справа. Она не была заперта. Распахнув ее, Брайан оказался в спальне с двумя окнами до самого пола, выходящими на задний балкон, который он искал. Прежде чем сделать пять шагов, отделявших его от ближайшего к кабинету окна, Брайан увидел открытый и наполовину упакованный женской одеждой небольшой чемодан, лежащий на стуле в ногах кровати. Однако это прошло мимо его внимания. Очутившись у окна, он почувствовал на лице дуновение влажного ветра. Снаружи был виден очень большой, если не сказать фундаментальный балкон с перилами и решеткой, выкрашенными зеленой краской. Деревянные ступеньки спускались с него на узкую террасу, под которой за каменной стеной находился глубокий овраг, беспорядочно поросший массой деревьев. Ева и Одри стояли на балконе. Одна из них не долго оставалась там… — Одри! Но она не слышала Брайана. Обе женщины стояли к нему спиной; их силуэты вырисовывались на фоне бесконечного мрачного неба. Нельзя сказать, что Ева нападала на Одри — скорее это выглядело наоборот (если бы на самом деле кто-то вообще дотрагивался до Евы). Одри, находящаяся ближе к Брайану, вскинула руку, словно взывая к нему, а Ева, довольно нелепо выглядевшая в желтой домашней куртке, черных слаксах и туфлях на высоких каблуках, неожиданно бросилась к перилам. Именно в тот момент, когда Брайан оказался рядом с Одри, Ева выбросила руки вперед, будто пытаясь ухватиться за что-то в воздухе. Вспышка молнии прочертила в небе ломаную линию, и в это мгновение Ева бросилась головой вперед, держась руками за горло. Если даже она и кричала, то ее все равно не было слышно из-за раскатов грома. Когда ее тело, пролетевшее мимо низкой каменной стены, подхватили и поглотили кроны деревьев метрах в двадцати внизу, никакого шума не послышалось. Только раскаты грома эхом отозвались над холмами. На балконе остались лишь Брайан и Одри. |
||
|