"Марк Лазаревич Галлай. Встречи на аэродромах " - читать интересную книгу автора

Нет пилота, профессиональная биография которого - особенно если он
летал много, интенсивно, да еще по нестандартным заданиям, - прошла бы, что
называется, без сучка, без задоринки. Так не бывает. Не было так и у
Гарнаева.
Однажды он полетел по заданию, которое трудно было назвать иначе как
ерундовым - особенно по сравнению с тем, что он неоднократно выполнял.
Простая, надежная, тысячу раз проверенная машина. Элементарное, в сущности
даже не стопроцентно-испытательное задание. И вот - надо же! Уже на земле,
во время послепосадочного пробега, по-видимому из-за не согласованных с
командиром корабля действий бортинженера, машина внезапно резко развернулась
и уткнулась в снежный вал, тянувшийся параллельно посадочной полосе. Снова -
в который уж раз! - подтвердилась старая истина, что "ерундовых" заданий в
авиации не бывает. Каждый полет - это полет.
В результате - поломка. Пусть мелкая, но очень уж досадная - из тех,
про которые говорят: "ни за что ни про что". К тому же эта поломка
неожиданно вызвала мощный резонанс, пожалуй, непропорциональный мере
содеянного.
Впрочем, я рассказываю об этом, в общем незначительном и едва ли не
единственном в своем роде (так сказать, "не типичном") эпизоде летной
биографии Гарнаева именно потому, что никогда так не проявляется характер
человека, как в моменты, когда ему не повезло. Очень правильно заметил
как-то писатель Леонид Зорин по поводу, весьма далекому от авиации (он
комментировал исход матча на первенство мира по шахматам), что по тому, как
человек одерживает победу, видно, что он может, а по тому, как воспринимает
поражение, - чего он стоит. Не знаю уж, что чувствовал тогда Гарнаев в
глубине души, - об этом можно только догадываться, мысленно ставя себя на
его место, - но в реальном деле его реакция была вполне определенной: он
стал еще напористее, еще злее в работе.
Распускаться этот человек себе не позволял - ни под ударами судьбы, ни
под ее уколами (хотя, как показывает жизненный опыт, уколы зачастую
воспринимаются нами куда болезненнее ударов!).

* * *

Один молодой летчик, недавно пришедший на испытательную работу и уже не
заставший в нашем коллективе Гарнаева, спросил меня:
- Вот вы все рассказываете про Гарнаева, да и вообще про тех, кто
погиб, одно хорошее. И я вам верю. Но не может же быть, чтобы у них не было
недостатков, слабостей каких-то. Не святые же они, в конце концов, были!
Конечно, мой собеседник был прав.
И Гарнаев, и другие наши друзья и коллеги, которых мы так часто
вспоминаем, не были святыми (я бы сказал: слава богу, не были святыми!).
Каждому из них были присущи - одному в большей, другому в меньшей степени -
те или иные обычные человеческие слабости. Но, я думаю, и это сближает их с
нами не в меньшей степени, чем их человеческие и профессиональные
достоинства.
Тот же Гариаев по многим чертам своего характера был человеком
безусловно незаурядным (что справедливо отмечается каждым, кто писал о нем,
начиная с автора этой книжки). Но одновременно он был - прошу читателей
извинить меня за шаблонное газетное выражение - тем, что называют "типичным