"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

поросят держали в сараях. Когда собирались порося зарезать, вся детвора
стояла вокруг сколоченной из неструганых досок плахи, куда мужики должны
были взгромоздить обреченную тварь; животное с перерезанной веной гадило,
ножом соскабливали из-под хвостика последний навоз, кровь яремная лилась по
самодельному жестяному желобу в лоханку. Мы обмирали, вскрикивали, зрители
доисторического жертвенного спектакля для первобытных едоков. Гуси орали,
петух кукарекал, куры квохтали почем зря, собаки лаяли, подвывали,
натуральный греческий хор поминальный по свиному козлу отпущения. Кур и
гусей было полно. Последние романтики держали голубятни, чувствуя явное
превосходство над птичницами и скотоводами. Теперь мне кажется: вся наша
страна - сараи за фасадами, с тех пор, с послевоенных лет. Мальчишки
постарше (а мы были самые малявки, детсадовские) где-то нашли склад оружия
без бойков и курков, пробирались на склад, воевали на пустырях с настоящими
автоматами, та-та-та-та-та, хенде хох! Но особой нашей любовью были
арапки-кочегарки. Центрального отопления, в отличие от домов в центре (но и
в центре в придачу к батареям в квартирах еще стояли работающие
печи-голландки, камины, буржуйки), у нас на окраине не имелось, - отдельные
котельные. Во дворах то там, то сям возвышались конусообразные шварцвальды,
кучи угля. Мы кувыркались с этих гор, катались на заду, осыпь вместо
салазок, женщины-истопницы нас ругали за то, что мы раскатывали, рассыпали
уголь, орали на нас, ведьмы чумазые, аж эхо по дворам шло. Но эти крикливые
арапки всегда пускали нас в кочегарки погреться, особенно зимою, а еще
пускали жильцов помыться в свои душевые (ванны в домах считались величайшей
роскошью, редкостью, районные бани за пожарной командой переполнены, да к
тому же платные), каждая квартира мылась в свой день и час по расписанию. За
здоровье истопниц, если они еще живы! За упокой души, если их уже нет!

Мы, вполне навеселе, чокнулись.

- У нас в Мухинском, - сказала я, - все лучшие люди работали в
кочегарке. Иногородние, в частности, кто с первого раза не поступил.

- Вообще-то я влюблена, - сказала я. - А он женат.

Как всегда после рюмочки, стали мы петь, пели дуэтом, на два голоса,
скульптуры, неподвижные, глухие, немые, гипсовым антихором стояли вокруг.

Приди, милый,

стукни в стену,

а я выду,

тебя встрену.

Маленький, еле различимый прямоугольник фотографии, обведенный
металлической рамкою, маячил в простенке между окнами за разномасштабными
статистами статуй, притягивая меня. Я прошла между неравновеликими
спортсменками, пионерами, вождями, поэтами; то была фотография очередного
белого арапа с альпенштоком.