"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

Я побрела к выходу из города навстречу ветру, дувшему с юга на север,
прикладывала к ссадине у брови снежки, всхлипывая, щеки и уши горели, губа
распухла.

- Что это с нашей письмоносицей? - спросил преградивший мне дорогу
Косоуров, которого я сгоряча вовсе не заметила. - На катке упали?

- На меня напала мерзкая баба, жена любимого человека.

- Заняты ли вы завтра между двумя и тремя?

- Вы хотите послать меня за почтой в книжный магазин?

- Нет, я хочу, чтобы вы посетили со мной барокамеру.

- Баро... что?

- Это такая кибитка, кабинка, заходите, дверь задраивают, как в
звездолете, потихоньку меняют атмосферное давление, вы восходите в горы, не
сходя с места. Или погружаетесь под воду на большую глубину. Девица, которая
по болезни нуждалась в посещении данного лечебно-тренировочного аттракциона,
подвернула ногу, и я хочу выдать вас за нее.

- Вам-то это зачем?

- Нужно.

- Ну, где наша не пропадала, - моя обида и горе улетучивались, я уже
грызла преподнесенный мне Косоуровым пылающий пирожок с мясом, жаренный на
солярке (мы стояли у спозаранку открывшейся пирожковой), - я снова согласна
принять участие в ваших сомнительных экспериментах, - все ради науки!

- Не сомнительных, а спекулятивных, - сказал он, уходя. - И почему
"снова"? В первый раз я вас ни о чем не просил, вашим согласием не
интересовался; вы самовольничали и, если хотите, хулиганили с изобретенной
мной установкой по личному почину.

Вместо того, чтобы поехать в институт, я отправилась домой. Брат с
отцом были на работе, мама ушла подменить сотрудницу в свою библиотеку. Я
приложила к синяку примочку из бодяги, намазалась мазью с пчелиным ядом,
потом облепиховым вареньем. Приступ безнадежной усталости свалил меня на
диван: впервые проявилась ярчайшим образом моя способность засыпать в самые
тяжелые минуты жизни.

В тихом родительском доме на Благодатной улице, натянув на милом мирном
бабушкином диване клетчатый плед до подпухшей скулы, из дневного снулого
зимнего полусвета попала я в страшную враждебную мглу чужой, неизвестно
чьей, замершей во зле коммунальной квартиры на одной из улиц - во сне я
знала это зрительским знанием спящих - ночной послевоенной Москвы.