"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

двери помахал мне рукой.

А я побрела под дождем в сторону Б-ной улицы, надеясь случайно
встретить Студенникова, бормоча-напевая только что сочиненное: "Что
оставляешь ты мне, любовь? Ненайденный клад? Немного лар, любовь, немного
пенат?"

Не было под дождем ни лар, ни пенат, ни возлюбленного моего, одни
адресаты, отправители, анонимы, имяреки, носители мокрых зонтов.

По-моему, не только мы с Косоуровым обменивались фразами Наумова, это
делали все наумовские знакомые, почему-то запоминавшие его слова на всю
жизнь.

- Эстетически выстроенный град, - сказал как-то Наумов Студенникову (а
тот передал мне), - подобен наваждению, не скажу чьему. Что ваша эстетика?
Не она миром правит.

- Что же правит?

- Этика и нужда.

- Эпоха коммуналок, - говорил при мне Наумов, не помню кому, - конечно
же, великая эпоха. Все по определению - идеальные заключенные. Любой
придурок может при желании пустить сопли в суп гениальному ученому... или
художнику, неважно. Время невольных тусовок, принудительных рандеву. Жизнь в
зале ожидания. Ковчеги ковчегов. Каждой твари по паре. Главный
квартиросъемщик - Ной Абрамович Троцкий.

- Вы антисемит?

- С чего вы взяли? Это Ной Абрамович - антисемит, поскольку
интернационалист. Кстати, вам не приходило в голову, почему у нас так любят
фантастику? Все эти марсиане, селениты, венерианцы, сатурняне в башку лезут
именно из-за соседей по коммуналке. Надо повесть написать о враждующих
коммунальщиках - пря Черномазовых с Чернокозовыми. Куда там Монтекки и
Капулетти, знай наших.

Я записала в своем любимом блокноте: ""Самый простой случай
нуль-транспортировки - память". Наумов". Нарисовала цветочек и записала еще:
"Наумов: "Вся литература делится на ветхозаветную и новозаветную"".

От осени к весне ехал меридианный трамвай, позвякивая, зажигая свет
среди сугробов предновогодья.

Истощаясь в связи с зимою без своих раскопок, потихоньку начал сходить
с ума Костя Чечеткин. Он осознал, что его главный враг - Мумификатор.

Идеи фикс этих двоих были полярны: один мечтал предать безымянные кости
земле, дав им имя, могилу, похороны, вернув им, если можно так выразиться,