"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автораполовине дворца пел соловей, рычал тигр, лаяла лисица, молчала в
потаенном восторге выпучившая глаза золотая рыбка. В конце сна синего шакала и красную обезьяну в результате сложных дворцовых интриг изгоняли, и царем музыки становился крошечный разноцветный жаворонок Абу Баракиш, гордо появившийся на подоконнике второго этажа дворца и крикнувший всем своим, облепившим дворец, подданным древнее приветствие: "Семья! Приют! И простор!" На последнем слове приветствия Ганс и проснулся, отнюдь не на просторе и даже не на крыше, а в весьма тесном помещении. -- Эммери, -- сказала я, когда мы дошли с ним до моста, -- я прочла про сны. Почему сны? Это как-то касается вас или Хозяина? -- У человека порога, человека межи сны всегда яркие, художественные, запоминающиеся, с повторяющейся через годы обстановкой и географией на особицу, часто зеркально отображающие реальность. Пограничные с ясновидением. -- Сновидение, ясновидение, -- сказала я. -- А у меня сейчас душевная слепота. Или духовная. И некому перевести меня через улицу. -- Я знаю, Лена. Я вам сейчас не указчик. Я прихожу только к людям межи, только такому человеку я спутник. И собеседник. -- Но ведь вы говорите со мной. Почему? -- Ленхен, вы дитя природы, в вас есть от настоящей женщины, во все времена на самое себя похожей. Разве непонятно? -- Неправда. В польском саду целовались парочки; я им завидовала. -- В настоящей женщине небытие, то есть инобытие с бытием встречаются. А вы еще ребенок, Лена, но ведь подрастете когда-нибудь, да? -- Надеюсь, -- сказала я уныло. -- Что мне делать, Эммери? Раньше я жила легче. Черт меня дернул сунуться в чужой тайник. -- Мир неисправим, -- сказал Эммери, улыбаясь, -- нешто можно к ночи при ангеле поминать... -- Я больше не буду. И где это вы видите ночь? Одна заря сменить другую спешит. Петушок пропел давно. Вся зга видна. -- Полно, Лена, не плачьте, перестаньте. Дома, одна, за закрытыми дверьми, я разревелась в голос, на меня обрушилось враз ожидающее меня житие без неопределенных надежд, без розовых очков, без сотворенных кумиров. Я была не готова к подобному житию. Отсвет восточной маски лежал на всем, беспощадный отсвет. Эммери снял маску с меня так неудачно; или состояла она из двух частей -- видимая снялась, невидимая осталась? неснимаемая (как железная!), невесомая маска-невидимка. Но, поскольку все проходит, иссякли и мои слезы. Мне было не уснуть, и я развязала тесемку на объемистой связке старинных бумаг, показавшихся мне сначала письмами; были и письма, а сверху лежали несколько листков (подобные листки |
|
|