"Алексей Гайворонский. Дом " - читать интересную книгу автора

придавало лоцману лихости и смелости в глазах окружающих. Усам черного цвета
доставалось многое хорошее, что только можно было иметь в этой жизни. На них
остались воспоминания о крепких напитках, что затекали в рот большими
дозами. Бывали и другие движения, то есть из желудка в рот и на землю.
Всякое бывало. Чего уж там? Лоцману не привыкать. Но лоцман не
останавливался на достигнутом. Он тренировал навыки, развивая и
совершенствуя их. Пить так пить. Каждый раз он ставил рекорды, за которыми
трудно было угнаться. Впрочем, лоцман не ставил себе задачу быть
непобедимым. Ему хватало того, что он оставался в кругу приятелей,
заглядывавших ему в рот и ждущих от него чего - то небывалого.
Иногда лоцман старался показать все, на что он был способен. В такие
минуты к нему лучше было не подходить и не спрашивать ни о чем потому, что
выражение его лица говорило обо всем. В нем читалось то ли безумие, то ли
отрешенность. Вот тут - то в нем просыпался какой - то другой человек, с
которым предпочтительней было не связываться. Лоцман потешался над всеми, но
потешался зло и жестко. Его несло куда - то. Ему хотелось вытворить то, что
и на ум не придет нормальному человеку. А лоцману приходило. Он вспоминал о
своей профессии и принимался упражняться, отрабатывая свой профессионализм
на попавшихся под руку. К счастью, не все понимали, что происходит и не
знали, что стоит подумать о другом лоцмане.
Лоцман врывался на корабль, который ему предстояло провести в порт, с
абордажной саблей на боку и начинал руководить проводкой. Все карты, с
которыми пытались сверять действия лоцмана, он выбрасывал за борт, крича
что - нибудь нецензурное. Капитана и штурманы смотрели на лоцмана, не
решаясь возражать и, тем более, высказывать свое мнение. Лучшим в данной
ситуации оставалось молчать, дожидаясь окончания экзекуции. А лоцман входил
в раж. Он метался по рубке и кричал, созывая всех на палубу и требуя, чтобы
все матросы и не только внимательно смотрели за борт и тренировали глазомер,
определяя глубину под килем. Сам же лоцман, сверяя показания плавательного
состава с приборами, начинал кричать и бросаться всем, что попадало ему под
руку. В ход шло всё - от геометрических инструментов до увесистых
навигационных приборов. Матросы успевали смотреть и за борта и за лоцманом,
понимая, что опасность сохраняется с обеих сторон. Впрочем, было неизвестно,
где опасности было больше - лоцман во гневе или мель под килем. Если корабль
можно было снять с мели, то что делать с лоцманом. Разве что выбросить за
борт. Лоцман же, понимая свое преимущество, изгалялся как мог. Равных ему в
этом деле не находилось. Да и что возражать? Ведь никто не способен был
провести судно в порт, минуя многочисленные мели, что давно заполонили
морское дно портовой акватории. Лоцман выкрикивал сквозь раскрытые настежь
окна всякие оскорбительные слова в адрес всех, кто ему не нравился.
Доставалось всем.
Лоцман же продолжал упражняться в сквернословии, не оставляя ни единого
шанса на ответ. Пока кто - нибудь сообразит, что можно ведь что - нибудь
ответить, время уже ушло. Оскорбленному оставалось молча проглатывать пилюлю
и делать вид, что ничего из вышесказанного к нему не относится. Более того,
это всё прозвучало куда - то дальше. Но лоцман не уставал от своих выходок.
Хотя время расплаты приближалось.
Однажды на очередной корабль, что требовалось провести в порт, лоцман
опоздал как обычно на полчаса. На корабле уже перестали ждать лоцмана, решив
обойтись своими силами. Собрали все карты, что хранились в рубке,