"Тимур Гайдар. Голиков Аркадий из Арзамаса" - читать интересную книгу автора

другого от него и не ожидал. А если же он сразу начнет матом - то ты не
пугайся, а выслушай до конца. А потом кротко загляни ему в глаза и
проникновенно спроси: "Есть ли у него совесть?"
От такого неожиданного вопроса кто хочешь смутится. А ты дальше,
больше, продолжай, продолжай, и все этак диалектически, диалектически, и
тогда он раскается и, схватившись за голову, стремительно помчится в
бухгалтерию.
Пока всем вам всего хорошего. Очень только прошу не понять, якобы я
только пошутил. Деньги мне в самом деле нужны, так крепко, как никогда..."
Наверное, некоторый особый отблеск бросает на это веселое, озорное
письмо то обстоятельство, что рассказ, о котором идет в нем речь, - "Голубая
чашка".
К деньгам Аркадий Гайдар относился своеобразно. "Этак диалектически,
диалектически".
Как все люди, радовался, если они есть, огорчался, когда их не хватало.
Любил, чтобы сапоги были крепкие, белье чистым, гимнастерка сшита из
коверкота. Чувствовал себя веселее и увереннее, когда знал, что может
отправиться на вокзал и купить билет до самого дальнего города.
Вопросы о мебели, даче, каких-либо других "солидных приобретениях" не
возникали. Но деньги, едва появившись, начинали, как Аркадий Гайдар однажды
выразился, "бунтовать в его кармане". Они требовали немедленных действий. Не
мог пройти мимо инструментальных, хозяйственных лавок. Покупал сверла,
стамески, усовершенствованные мясорубки и хлеборезки. Все это ему нравилось,
но не требовалось. Покупки отправлялись друзьям в подарок.
Легко ссужал приятелей деньгами, никогда не напоминал о возврате. Любил
угостить друзей, а то и незнакомых.
Много ездил, однако по-настоящему хорошо себя чувствовал в родных
местах.
"...Скучаю уже я по России. Где мой пруд? Где мой луг? "Гей вы, цветики
мои, цветики степные!" Всех я хороших людей люблю на всем свете. Восхищаюсь
чужими долинами, цветущими садами, синими морями, горами, скалами и утесами.
Но на вершине Казбека мне делать нечего - залез, посмотрел, ахнул,
преклонился, и потянуло опять к себе, в нижегородскую или рязанскую".
Любил хорошие песни. Помню, разбудил меня ночью, чтобы спеть новую,
только что услышанную:

По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год...

Часто пел "Гори, гори, моя звезда...", и мне всегда казалось, что
думает он о красноармейской звездочке.
Был по привычкам солдат, но, как все люди, тянулся к теплому
человеческому житью.
"В сущности, у меня есть только - три пары белья, вещевой мешок,
полевая сумка. Полушубок - папаха - и больше ничего и никого, ни дома, ни
места, ни друзей.
И это в то время, когда я вовсе не бедный, и вовсе уже никак не
отверженный и никому не нужный.
Просто - как-то так выходит".