"Нил Гейман. Дети Ананси" - читать интересную книгу автора

постарался проигнорировать. Все пели песню, которую Толстый Чарли не знал.
Он кивал головой в такт музыке и пытался шевелить губами, делая вид, что
поет по-настоящему, но вполголоса, а может, произносит молитву, а может, у
него просто тик. Пением он воспользовался, чтобы заглянуть в могилу, и с
удовлетворением увидел, что гроб закрыт.
Гроб был великолепный: из материала, похожего с виду на закаленную
сталь и цвета вороненого пистолета. Буде при славном воскрешении, архангел
Гавриил затрубит в трубу и мертвые восстанут из могил, подумал Чарли,
папочка застрянет у себя в гробу, начнет тщетно биться о крышку, жалея, что
его не похоронили с ломом, а еще лучше с ацетиленовой горелкой.
Наконец смолкла последняя мелодичная и протяжная "аллилуйя". В
последовавшей за ней тишине Чарли услышал, как кто-то кричит в другом конце
кладбища, рядом с воротами, через которые он вошел.
- А теперь кто-нибудь скажет несколько слов в память о дорогом
усопшем? - предложил священник.
По лицам тех, кто стоял у самой могилы, очевидно, читалось, что многим
есть что сказать. Но Чарли знал: сейчас или никогда. "Тебе нужно помириться
с отцом, ты же сам знаешь". Да, верно.
Сделав глубокий вдох, он шагнул вперед и оказался у самого края могилы,
где начал:
- М-м... Прошу прощения. Ладно. Думаю, мне нужно кое-что сказать.
Отдаленные крики становились все громче. Кое-кто из пришедших на
похороны стал оглядываться, чтобы понять, откуда они раздаются. Остальные в
упор смотрели на Толстого Чарли.
- Мы с отцом никогда не были близки, - начал Толстый Чарли. - Наверное,
мы просто не умели. Я на двадцать лет ушел из его жизни, а он - из моей. Нам
многое трудно было простить друг другу, но однажды настает день, когда ты
оглядываешься вокруг и видишь, что семьи у тебя не осталось. - Он отер
ладонью лоб. - Кажется, за всю жизнь я ни разу не говорил "Я люблю тебя,
папа". Вы... Вы все, вероятно, знали его лучше меня. Кое-кто из вас,
возможно, его любил. Вы были частью его жизни, а я нет. Поэтому мне не
стыдно, что кто-либо из вас это услыдшт. Услышит, как я говорю впервые по
меньшей мере за двадцать лет... - Он поглядел вниз, на непроницаемую крышку
гроба. - Я люблю тебя, - сказал он. - И я никогда тебя не забуду.
Крики стали еще громче, и в последовавшей за речью Толстого Чарли
тишине все разобрали слова, которые кто-то орал с другого конца кладбища:
- Толстый Чарли! Прекрати докучать этим людям и тащи сюда свою задницу!
Сейчас же!
Толстый Чарли уставился в море незнакомых лиц, на которых увидел смесь
возмущения, недоумения и гнева. Уши у него пылали. Он понял...
- Э-э-э... извините... Ошибся похоронами, - выдавил он.
- Это моя бабушка, - гордо сказал маленький мальчик с огромными ушами и
еще большей улыбкой.
Бормоча бессвязные извинения, Толстый Чарли попятился через небольшую
толпу. Где же конец света, когда он так нужен? Он понимал, что отец тут не
виноват, но знал, что он живот надорвал бы от смеха.
На тропинке, уперев руки в боки, стояла крупная седая женщина с
грозовым лицом. Толстый Чарли пошел к ней словно по минному полю, словно ему
снова девять лет и он напроказил.
- Ты что, не слышал, как я ору? - вопросила она. - Прошел мимо меня.