"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

дожидаясь, когда кто-нибудь наймет их написать письмо. Однако в самой
глубине своего существа Сенмут знал, что стать писцом - значит зачахнуть и
умереть, ибо тогда ему придется отказаться от живущей внутри него силы,
которая заставляет его жаждать лучшей, более достойной судьбы. "Но какой?" -
устало спросил он себя, поднимаясь с соломы и нащупывая в потемках плащ. Уж
конечно не надзирателя за жрецами, филарха, который проводит свои дни в
лихорадочной беготне по храму, следя за тем, чтобы все делалось как положено
и в срок.
"Когда я впервые увидел этот город с его горделивыми башнями и
величественными колоннами, мощеными улицами и бесчисленными статуями, то
думал, что знаю. Тогда я бродил по нему долгими вечерами, заходил в таверны
и пивные, спускался в доки; следил за рыбаками, которые, поливая свои
верткие папирусные лодчонки отборной бранью, направляли их к берегу, чтобы
найти лучшее место для причала; наблюдал за ремесленниками, которые работали
прямо на берегу, не отходя далеко от своих лодок; видел, как загоняют на
помост рабов для продажи и несут в роскошных носилках богачей. Я смотрел на
все это со стороны, вечно чужой. Теперь я больше не смотрю. Четырнадцать лет
у меня позади, и, может статься, пять раз по столько же впереди. А я уже в
тюрьме".
Он запахнулся в плащ, вышел босой из кельи и бесшумно зашагал мимо
таких же комнатенок, двумя рядами протянувшихся вдоль длинного коридора.
Светила луна, расплескивая холодное сияние между колоннами, так что он
хорошо видел, куда ступает. У дверей филарха он остановился взглянуть на
водяные часы. До рассвета еще пять часов. Улыбнувшись, когда храп молодого
начальника донесся до него из-за дверей, Сенмут миновал остаток коридора и
тенью скользнул во двор. Тяжелая громада храма надвинулась слева, хотя на
самом деле до него надо было пройти еще целый квартал жреческих келий и
плантацию сикоморов. Юноша поспешно повернул в другую сторону, зная, что
даже в этот час близ храма можно с кем-нибудь встретиться. Ему нужны были
кухни и какая-то еда. Ворчливый протест желудка гнал его вперед. Миновав
последнюю комнату, Сенмут свернул за угол, прочь из священных пределов.
Несколько минут размеренной ходьбы - и он уже находился у другой группы
строений. Бесшумно проскользнул он между темных конических силуэтов
зернохранилищ и нырнул в низенькую дверку, которая предваряла кухни. За ней
оказался узкий коридор, по которому изо дня в день ходили нагруженные зерном
рабы. Тьма была кромешная. На ощупь юноша сделал еще несколько шагов и вдруг
очутился в большой, хорошо проветриваемой комнате со множеством высоких
оконных проемов, сквозь которые внутрь лился свет луны. Прямо перед ним в
стене зияла черная дыра - начало пути, по которому повара с пищей для бога
попадали прямо в храм. Повсюду чувствовался легкий запах жира. Юноша
двигался осторожно, ведь повара и прислуга спали неподалеку. Слева от него
стояли два высоких каменных кувшина, один с водой, другой с пивом,
специально поставленные здесь, чтобы их содержимое остужалось на сквозняке.
Он подхватил кувшин поменьше, стоявший между ними, и замешкался на миг, не
зная, на что решиться; разбушевавшаяся жажда подсказала ему выбрать воду. Он
потихоньку сдвинул деревянную крышку с одной из цистерн, зачерпнул, жадно и
быстро выпил, поставил на место кувшин, так что тот даже не звякнул. Потом
двинулся вдоль столов, снимая крышки и поднимая полотенца, и почти сразу же
обнаружил пару жареных утиных ног и половину плоской ячменной лепешки.
Подумал, что вряд ли кто-нибудь хватится этих крох в том гигантском