"Паулина Гейдж. Искушение фараона " - читать интересную книгу автора

- Отец, все нормально? - Высокий тенор Гори эхом отзывался в этих
мрачных стенах. - Наверх надо что-нибудь поднимать?
Хаэмуас окинул гробницу быстрым взглядом. Ответ был отрицательным.
Охватившее его вдохновение быстро улетучивалось, уступая место привычному
чувству разочарования. Он, оказывается, вовсе не первый, чья нога ступила на
священную землю этой усыпальницы, ставшей последним прибежищем правителя
древних времен. Миновав узкий проход и выпрямившись во весь рост, в
мерцающем свете факелов он воочию увидел явные и отвратительные следы
грабежа. Повсюду разбросаны опустошенные ящики, в которых раньше хранилось
земное богатство усопшего. Сосуды, содержащие бесценные вина и масла,
исчезли бесследно, от них остались лишь обломки хрупкого воска, каким
заливали горлышко, да одна затычка. У самых ног Хаэмуас заметил груду
сваленной мебели - были здесь табурет простой работы, резной деревянный
стул, ножками которого служили пойманные в тенета утки, их поникшие головки
с невидящими глазами, безжизненные шеи поддерживали изогнутое сиденье со
спинкой, на которой, преклонив колена и улыбаясь, стоял Ху, язык Птаха. Были
здесь и два низких обеденных стола, с которых кто-то грубо содрал украшавшую
их прежде изысканную инкрустацию, и большая кровать, развалившаяся надвое
при ударе о гипсовую стену. И лишь в углублениях вдоль стен стояли
нетронутые фигурки ушебти, неподвижные и зловещие. Из крашенного в черный
цвет дерева, в рост человека, они по-прежнему ждали волшебного часа, когда
великие силы вдохнут в них жизнь, чтобы они служили своему господину в
потустороннем мире. Все предметы, открывшиеся здесь его взгляду, были просты
по своей форме, отличались строгой чистотой линий и давали изысканное
наслаждение глазу. Хаэмуас со вздохом припомнил собственный дом, наполненный
вульгарными блестящими украшениями и безделушками, которые он ненавидел всей
душой, а его жена, наоборот, обожала - ведь они воплощали последние веяния
моды. - Пенбу, - обратился он к писцу, робко замершему у локтя своего
господина, держа наготове дощечку и баночку с перьями, - можешь приступать.
Скопируй все, что видишь на стенах, но будь точен и аккуратен - не добавляй
никаких иероглифов от себя. Так, а где раб с зеркалами? - "Все равно что
пасти упрямую скотину, - думал он, направляясь к массивному гранитному
саркофагу со сдвинутой на сторону крышкой. - Рабы всегда боятся гробниц, и
даже мои слуги, хотя и не решаются возражать в открытую, навешивают на себя
бесчисленное множество амулетов, не прекращая бормочут молитвы с той самой
минуты, когда взламывается входная печать, и до последнего момента, когда мы
уходим, оставив после себя еду в качестве примирительной жертвы. Что же,
сегодня им не о чем беспокоиться, - размышлял он, склоняясь над гробом,
чтобы в свете факела, который держал один из рабов, прочесть надпись на
крышке. - Из таких дней каждый третий - удачный, во всяком случае, для них.
Для меня же счастливый день придет тогда, когда я наконец найду нетронутую
гробницу, до отказа набитую древними свитками". Улыбнувшись собственным
мыслям, он поднялся.
- Иб, веди сюда плотников. Пусть починят мебель и расставят все по
местам. Принесите также сосуды с маслами и благовониями. Здесь нет ничего
интересного, так что на закате отправляемся домой.
Управляющий замер в поклоне и подождал, чтобы его господин первым
прошел по узкому, тесному переходу назад, к небольшой лестнице, ведущей на
поверхность. Хаэмуас вышел, щурясь на ярком свете; он ждал, пока глаза
привыкнут к слепящей белизне полуденного солнца. У его ног высилась груда