"Нина Габриэлян. Хозяин Травы" - читать интересную книгу автора

... В спальне стоял душный розовый полусумрак. Занавески на окне были
задернуты, но не очень плотно, и сквозь щель между ними просачивались жидкие
лучи, дрожали на паркете и воспламеняли алые китайские покрывала на
кроватях, недавно купленных отцом в ознаменование присвоения ему звания
подполковника. Большое прямоугольное зеркало, укрепленное над туалетным
столиком, отражало распластавшуюся на нем в полушпагате фарфоровую балерину
Уланову, томно грезящую о чем-то с закрытыми глазами, и выстроившихся
гуськом, по росту - от самого большого до самого маленького - семерых
мраморных слоников.
Я чуть помедлил на пороге, затем шагнул в комнату и прикрыл за собой
дверь. И тотчас же он шагнул мне навстречу.
Он был бледен, как гипсовая статуэтка, и только два розовых, нездоровых
пятнышка на щеках и белое подушечное перо, запутавшееся в ярко-русых кудрях,
изобличали его принадлежность к миру живых. Я молча разглядывал его.
Господи, до чего же он исхудал! Он смотрел на меня затравленным взглядом, но
сквозь эту затравленность пробивался некий вызов, брезгливость и какая-то
тупая ирония. Для меня, научившегося читать это лицо гораздо раньше, нежели
я научился при помощи отца читать "Азбуку", это новое выражение было слишком
сложным. Как будто мне показали книжку на иностранном языке, где многие
буквы хотя и похожи на русские, но означают совсем другое. Я почувствовал
неприязнь к нему. Он вдруг сделался мне гадок и непонятен. Я перевел взгляд
на его руки. Они вели себя странно: то елозили друг по другу где-то на
уровне живота, то замирали и снова затевали свою неприятную возню. Мне
захотелось уйти. И вдруг я перехватил его взгляд. В нем не было уже ни
иронии, ни брезгливости, но одна лишь жалкая растерянность. Губы его
дрогнули, искривились - и, звучно всхлипнув, я бросился к нему, опрокидывая
мраморных слоников.
Я целовал его холодные, стеклянные губы, пытался гладить вздрагивающие
плечи, но руки мои натыкались на твердую серебряную поверхность, разделяющую
нас, непроницаемую для моих ласк. Сквозь слезы я видел за его спиной
комнату, почти такую же, как наша спальня, и все-таки чуточку иную: кусок
алой кровати, кусок белой двери, опрокинутые слоники... - так близко, так
рядом, так недосягаемо!
Я отступил назад. Потом снова приблизился и снова отступил, заставляя
его проделать то же самое, и снова, и опять - и вдруг за спиной мне
почудилось некое движение, как будто его комната начала слегка покачиваться
и как бы пульсировать. Не переставая двигаться, я напряг все свое внимание и
вскоре заметил, что зазеркальная комната то расширяется, когда я приближаюсь
к ней, то сужается, когда я отступаю. Я замер. И комната тотчас же замерла.
Но я уже знал, что неподвижность ее обманчива, и начал раскачиваться -
взад-вперед, взад-вперед, и он тоже раскачивался вместе со своей комнатой,
как бы пытаясь прорваться ко мне сквозь твердое серебристое мерцание,
разделявшее нас. И чем быстрее мы раскачивались, тем сильнее пульсировала
его комната, сообщавшая свою дрожь моей комнате, тоже утратившей свою
неподвижность: качались алые кровати, качалась белая дверь, которая
одновременно была и позади меня за моей спиной, и впереди - за его спиной.
Качались розовые стены, предметы утрачивали свои очертания, мерцали,
пульсировали - розовое, алое, белое перетекало друг в друга, расширялось,
сужалось... Внутри меня нарастала дрожь, как будто нечто, заточенное во мне,
пыталось вырваться наружу, я раскачивался все быстрее - и вдруг в голове у