"Франц Фюман. Еврейский автомобиль" - читать интересную книгу автора

свободный проход через "польский коридор" в Восточную Пруссию, и ни один
другой германский государственный деятель, кроме него, не мог бы
довольствоваться такими скромными требованиями: всякого другого смел бы
народный гнев. Затем он заговорил о зверствах поляков, которым
подвергаются беззащитные немецкие братья и сестры в Вартеланде, и волна
возмущения поднялась в нашем актовом зале. Мы знали, что такое зверства
над беззащитными немцами, мы сами некогда их испытали. Я вспомнил
проволочные заграждения на торговой площади в Рейхенберге, вспомнил
границу, где таможенники отобрали у нас сигареты, вспомнил все кровавые
злодеяния, о которых нам сообщала радиостанция "Германия". Теперь сам
фюрер говорил о зверствах поляков. Потом он возвысил голос и закричал, что
он, несмотря ни на что, целых два дня вместе со своим правительством сидел
в имперской канцелярии, ожидая, не соблаговолят ли, наконец, поляки
прислать представителя, чтобы обсудить его последнее территориальное
требование. Мы слушали и изумлялись этому долготерпению, и если бы
кто-нибудь пришел и сказал бы нам, что посол Польши в Берлине не мог даже
передать требования немецкого канцлера в Варшаву, потому что его телефон
уже несколько дней был выключен, и если бы кто-нибудь сказал нам, что день
и час начала войны был установлен несколько месяцев тому назад, и что
война должна была быть развязана, так как государство стояло на пороге
финансового краха, и что рейхсканцлер откровенно высказался, что боится
только одного, как бы какая-нибудь свинья собачья в последнюю минуту не
взяла бы на себя роль посредника, - если бы ктонибудь пришел бы и сказал
нам все это, то мы даже не разорвали бы его в клочки, а просто отправили
бы в сумасшедший дом.
Нет, то, что говорил фюрер, не вызывало у нас даже малейшего сомнения:
целых два дня он просидел в имперской канцелярии вместе со своим
правительством, ожидая поляков, и я представил себе, как фюрер вместе с
Герингом, Геббельсом и другими министрами два дня сидит в имперской
канцелярии и ждет поляков. Я видел огромный готический зал с дорическими
колоннами, а в середине зала стояли, образуя огромную букву "Т", столы для
переговоров. Громадные черные столы из эбенового дерева, сдвинутые вместе,
у которых стоят обитые кожей резные эбеновые стулья с высокими спинками.
Во главе стола на возвышении с торжественным лицом сидит фюрер, по правую
руку фюрера и чуть пониже - фельдмаршал Геринг, по левую-на той же высоте
- Геббельс, имперский министр пропаганды, а по обе стороны длинного стола
сидят другие министры, я не знал их фамилий и лиц, а в самом нижнем конце
стола-два пустых стула, предназначенных для польских представителей.
Огромные люстры льют свет в торжественно молчащий зал, и молча сидят люди
за столом, они молчат и ждут. Правительство великого германского рейха
сидит и ждет целых два дня, сорок восемь часов, но вместо того, чтобы
послать своих представителей в Берлин, поляки-услышали мы - перебросили
через границу вооруженную банду, вооруженную банду солдат в форме,
предводители которой ворвались на радиостанцию в Глейвице, начали стрелять
в потолок и попытались что-то передать по-польски - вот как, значит,
поляки представляют себе переговоры!
Я не совсем понял, какой смысл был полякам врываться на радиостанцию в
Глейвице, стрелять там в потолок и говорить в микрофон по-польски, но я
решил, что это, видно, какая-то странность явно неполноценного народа, я
кипел от негодования и соглашался с оратором: действительно, не оставалось