"Франц Фюман. Еврейский автомобиль" - читать интересную книгу автора

расположился недалеко от спортзала, - я даже заколебался, не свернуть ли
мне потихоньку на боковую улочку, но потом я выругал себя и быстро побежал
к залу.
Двое часовых у ворот, караулы в коридоре. "Пароль?" - "Германия".
Часовые расступились, и ворота захлопнулись за мной. Возврата нет!
Здесь, среди товарищей, мне больше не было страшно, теперь мне хотелось
как можно скорее ринуться в бой. В зале было сумрачно, окна от пола до
сводчатого потолка были забаррикадированы мешками с песком и
гимнастическими матами, и только через окно в плоской крыше в огромный зал
падал пучок света. Я огляделся в поисках командира, чтобы доложить о своем
прибытии, и заметил, что в начальниках недостатка нет, на рукавах у них
повязки с германскими рунами, они деловито снуют взад и вперед, высылают
дозоры на плоскую крышу, формируют отделения, взводы и роты и выдают
оружие: гантели и другие гимнастические снаряды. Мне досталась длинная
вытянутая булава из тяжелого коричневого дуба с ухватистой ручкой и
тяжелым телом, я и сейчас ясно вижу ее и помню, как попробовал покрутить
ее в руке.
- У них и револьверы есть, - прошептал мой сосед, и кивнул на
начальников.
- Смирно! - прокричал какой-то коренастый человек.
Мы громко щелкнули каблуками. "Вот когда начинается всерьез, - подумал
я, стоя навытяжку, - сейчас враг начнет штурмовать двери - ужасный враг,
большевистский сброд. Он начнет штурмовать двери, и тогда прозвучит
пронзительный сигнал тревоги. и начнется бой, настоящий бой, не военная
игра, а настоящий бой за Германию", - думал я и покачивал булавой, а рядом
со мной, локоть к локтю, стояли мои товарищи. Коренастый заговорил о нашей
преданности фюреру, о праве немцев на самоопределение, потом он закричал:
"Победа или смерть!", и мы хором повторили за ним эти слова.
Потом была дана команда "вольно". Моя рота - все молодые парни моего
возраста - получила приказ отправиться на склад спортинвентаря в качестве
резерва и ждать там дальнейших приказов. Мы пошли на склад и уселись,
держа оружие наготове.
Сначала царило неловкое молчание, потом кто-то сказал: пусть только
красные сунутся, мы им пока* жем. И мы начали, перебивая друг друга,
кричать, что мы покажем красным, пусть они только сунутся.
Кто-то пронзительно закричал,' что красные не осмелятся прийти, и все
мы тоже закричали, потом кто-то рассказал анекдот, и все мы начали
рассказывать всякие небылицы и похабные анекдоты, давно всем известные, и
мы хохотали, и наш хохот звучал слишком громко, как крик. Потом все
анекдоты были рассказаны, мы снова сидели молча и ждали врага, но враг не
появлялся, мы сидели и ждали, враг не появлялся, разговоры сникли, смех
сменился ворчанием. Время остановилось, враг все не шел. Вместо него
пришло нечто ужасное: скука.
Я не помню, который был час, когда пришла скука, но мне кажется, что
между моим приходом в спортзал и приходом скуки протекло не так уж много
времени. Несомненно, было еще утро, когда в мрачное, едва освещенное
помещение склада пришла скука, она была физически ощутима - затхлое
медленно обволакивающее испарение, которое расползалось вокруг нас и
медленно стлалось по полу.
Она была не психическим, а физическим явлением, толпа выделяла ее, как