"Фрэнсис Фукуяма. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции" - читать интересную книгу автора

но потому, что технологии конца двадцатого столетия (особенно связанные с
информацией) - это именно то, что политолог Итиель де Сола Поол (Ithiel de
Sola Pool) назвал технологиями свободы[10].
Однако нет гарантии, что технология всегда будет давать столь
положительные политические результаты. В прошлом многие технологические
достижения ограничивали свободу человека[11]. Например, развитие сельского
хозяйства привело к возникновению огромных иерархических обществ, в которых
существенно проще стало ввести рабство, чем в эпоху охоты и собирательства.
Ближе к нашему времени: Эли Уитни изобрел хлопкоочистительную машину, и
хлопок стал в начале девятнадцатого столетия главной товарной культурой
американского Юга, что привело к реанимации там института рабства.
Как указывали наиболее проницательные критики "Конца истории", не может
быть конца истории без конца современной науки и технологии[12]. Мы не
только не видим сейчас такого конца, но, кажется, стоим на старте периода,
невиданного в истории прогресса технологии. Биотехнология и более глубокое
понимание наукой человеческого мозга будут иметь существенные политические
последствия - они заново открывают возможности социальной инженерии, от
которой отказались общества, обладавшие технологиями двадцатого века.
С сегодняшней точки зрения, средства социальных инженеров и авторов
утопий прошлого столетия выглядят неимоверно грубо и ненаучно. Агитпроп,
трудовые лагеря, перевоспитание, фрейдизм, обработка с раннего детства,
бихевиоризм - все это способы забивания квадратной сваи человеческой природы
в круглую дыру социального плана. Ни один из них не основан на знании
неврологической структуры или биохимической основы мозга; ни в одном нет
понимания генетических истоков поведения, а если есть, то нет никаких
средств на них воздействовать.
И все это в ближайшие лет тридцать-пятьдесят может перемениться. Нет
необходимости постулировать возвращение евгеники или генной инженерии на
государственном уровне, чтобы увидеть, как это может случиться.
Нейрофармакология уже создала не только прозак для лечения депрессий, но и
риталин для контроля над неправильным поведением маленьких детей. По мере
того как мы открываем не просто корреляцию, но фактические молекулярные
связи между генами и такими чертами личности, как разум, агрессия,
сексуальная идентичность, преступные склонности, алкоголизм и тому подобное,
все яснее становится, что эти знания можно применить для конкретных
социальных целей. Такое применение ставит ряд этических вопросов, встающих
перед конкретными родителями, а также политический вопрос, который может
подчинить себе всю политику. Если перед богатыми родителями вдруг откроется
возможность усилить ум своих детей и их последующих потомков, то мы имеем
основания не только для моральной дилеммы, но и для полномасштабной
классовой войны.
Данная книга разделена на три части. В первой излагаются некоторые
вероятные пути в будущее и выводятся следствия первого порядка, от ближайших
и до весьма вероятных отдаленных и менее определенных. Описываются следующие
четыре стадии:
расширение знаний о мозге и биологических источниках поведения
человека;
нейрофармакология и модификация эмоций и поведения;
продление жизни;
и наконец - генная инженерия.