"Энтони Фруин. Месть Скорпиона " - читать интересную книгу авторапонимают.
Он подумал, что разумнее будет прикрыть пистолет. Пошарил рукой у себя за спиной, нащупал карту Занета и прикрыл ею оружие. Теперь он в безопасности. Сидит себе, скучает. Малкольм остановился на верхней ступеньке, ведущей в подвал, и огляделся. Пошел вниз, урод! Пошел! Шевели ногами, или я прострелю тебе голову! Малкольм сделал несколько шагов по ступенькам, спустился и исчез из виду. Сид улыбался. Он был доволен демонстрацией собственной силы. Очень доволен. Теперь можно и подождать. Дождаться, когда он вернется и доложит, что там и как. Посижу здесь, не высовываясь, и подожду. Прекрасный денек. Сижу себе, дышу воздухом. Сид снова начал напевать. Потом он сунул руку в карман и достал несколько упаковок с таблетками. Он не знал, что это за таблетки, но собирался проглотить по нескольку из каждого флакона - на всякий случай. Он запил их из уже открытой банки колы, оставленной Малкольмом в пластиковой подставке, державшейся на присоске на приборной доске. Сид продолжал мычать, улыбаясь и время от времени поглядывая на улицу. Уж показал так показал я этому задроту Малкольму, кто в доме хозяин, да? Показал так показал. Да уж. Запомнит. Потом вдруг Сид перестал напевать и побледнел как мел. Его идиотский, полубезумный наезд на Малкольма, то, что он отослал его так грубо и бездумно, вытеснило из его поля зрения ставший теперь абсолютно очевидным факт. Он остался один. Один. Он сидел один и был теперь уязвим, был почти совершенно незащищен. Да, у него был пистолет, но... Сид был один. Как он мог быть таким кретином? Таким идиотом? Как он мог допустить подобный исход? Зачем нужно было отсылать Малкольма именно теперь, именно в эту минуту? К чему было так дергаться, спешить? Нет, в старое доброе времечко он так бы не поступил. Он был бы куда более осторожен, предусмотрителен, терпелив. Он бы не стал зря шуметь и размахивать пистолетом... Спланировал операцию по-военному, во всех деталях. И провел как следует. Но все пошло наперекосяк. И он остался один. Дрожь усиливалась. Его уже буквально трясло. Трясло, как его покойную бабушку, страдавшую болезнью Паркинсона. Это были настоящие конвульсии. И он потел. Он был весь мокрый, словно только что из душа. Страх парализовал его. Паника. Паника. Он закричал. |
|
|