"Игорь Яковлевич Фроянов. Начало христианства на Руси " - читать интересную книгу автора

восточного славянства, то в V веке н. э. он наблюдает уже проникновение
христианской религии в славянское общество. Основанием стало свидетельство
церковного писателя Иеронима о том, будто "холода Скифии пылают жаром новой
веры". Но сходные свидетельства имеются в сочинениях Тертуллиана (III век),
Афанасия Александрийского (IV век) и других писателей. Все их упоминания о
христианской вере у скифов настолько неопределенны и глухи, что едва ли
могут быть использованы как заслуживающие доверия. Самое большее, что можно
извлечь из данных свидетельств, - это предположение о единичных поездках
миссионеров в пределы погруженной в язычество Скифии.
Другие историки (С.М. Соловьев, В.А. Пархоменко, А.Н. Сахаров)
связывают появление христиан у восточных славян с началом IX века. Они
исходят из сведений, почерпнутых из Жития Стефана Сурожского, в котором
повествуется о походе русской рати во главе с князем Бравлином на Сурож.
Бравлин, рассказывает автор Жития, ворвался с воинами в город, проник в
церковь, где стояла гробница св. Стефана, украшенная драгоценностями, и
начал грабить ее, но тотчас "разболеся": с перекошенным лицом повалился
наземь, источая пену. Бравлин лежал в параличе до тех пор, покуда его бояре
не снесли награбленные в Корсуне, Керчи и Суроже богатства к "гробу"
Стефана. Затем раздался глас святого, призывающий Бравлина креститься: "Аще
не крестишися в церкви моей, не возвратися и не изыдеши отсюду". В ответ
Бравлин будто бы возопил: "Да приидут попове и крестят меня, аще встану и
лице мое обратится, крещуся". Чудо кончилось тем, что Бравлин и его бояре
крестились, а потом, отпустив пленников и возложив дары св. Стефану,
удалились восвояси. С той поры никто не смел нападать на город, но если кто
и нападал, "то посрамлен отхождаше". Так излагаются "события" в Житии.
Изучение памятника убеждает в ненадежности его как исторического
источника. Житие представляет собой славяно-русскую редакцию древнего
греческого сказания, осуществленную в XV веке, то есть спустя шесть столетий
после описываемых событий. Выдающийся русский византинист В.Г. Васильевский,
скрупулезно изучивший Житие, писал: "Как произведение русского книжника XV
столетия, скомпилированное с назидательной целью из разных источников и
приноровленное к тогдашним литературным вкусам, Житие Стефана Сурожского
имеет весьма малую историческую ценность". [38. Васильевский В.Г. Труды.
Пг., 1915. Т. 3. С. CCXIII.] На основании Жития позволительно лишь
предположить нападение в первой половине IX века на Сурож русского войска. А
сцена крещения Бравлина с боярами - плод книжного воображения, поскольку в
обстановке военного нападения, сопровождавшегося убийствами, грабежом и
пленением, крещение врага - вещь совершенно нереальная. В данном случае
безразлично, кто здесь фантазировал - русский переводчик или греческий
составитель Жития, но если все-таки поставить вопрос, кто же выдумал эпизод
с крещением Бравлина, то, скорее всего, ответ должен быть следующий: русский
"списатель". К такому ответу побуждают два обстоятельства. Во-первых, стиль
работы русского книжника, легко допускавший произвольное обращение с
греческим оригиналом, зашедшее настолько далеко, что В.Г. Васильевский был
вынужден сказать: "В разбираемом нами славяно-русском Житии нужно видеть не
какое-либо переводное с греческого, но именно русское произведение".
Во-вторых (и это вытекает из первого), русский автор, создавая "русское
произведение" и подгоняя его под современные ему литературные вкусы, мог
придумать бравлиново крещение, тем более что как раз в ту пору (XV-XVI века)
явственно обнаруживается стремление идеологов русского православия удревнить