"Николай Фробениус. Лакей маркиза де Сада, или Каталог Латура " - читать интересную книгу автора

полостями. Однако больше он ничего не писал об этом. Может, он просто
больше ничего не знал о мозге? В книге был помещен первый рисунок
основания мозга - причудливые плетения извилин и нервных волокон. Странно,
чтобы нечто столь сложное было вместилищем души.
Относится ли боль к чувствам? Как человек чувствует боль?
Всю весну я лежал и читал эту толстую книгу, написанную великим
Везалием. Ночью мне снились его рисунки.
Когда я наконец вышел из дома, я боялся встречаться с людьми, боялся,
что они заговорят о Бу-Бу. Как вести себя с ними? Вдруг они начнут
выражать соболезнования по поводу ее смерти или что-нибудь в этом роде?
Ведь я знаю, что их слова неискренние, неужели я должен что-то отвечать
им? Или начнут требовать денег? Бу-Бу никому не была должна ни единого су,
но я был уверен, что многие захотят воспользоваться случаем. Может,
сказать им, что она вовсе не умерла? Хотя бы потому, что я ничего не
почувствовал после ее смерти? Поймут ли они меня?
Гупиль сам пришел ко мне. Он не смотрел мне в глаза, когда говорил о
делах, поэтому я перестал слушать, что он говорит. Просто прислушивался к
его голосу, как к любому постороннему звуку, будь то скрип проезжающей
мимо телеги или шум моря по утрам. Но кое-что я все-таки уловил. Дело
обстояло примерно так: завещания она не оставила. И по условиям договора,
который он подписал с Бу-Бу, все ее дело и все состояние переходили теперь
Гупилю. Он показал мне белый лист с подписью, но я не стал читать, лишь
взглянул на него. Буквы больше не были похожи на буквы. Они наползали друг
на друга. Лист представлял собой покрытую точками поверхность - узор,
оставленный дождем на песке.
- Но я чувствую ответственность за тебя, Латур, и не собираюсь
проявлять жестокость.
И он обещал не претендовать на имущество, которое находилось в доме.
Я криво улыбнулся. После того как нас пытались убить, Бу-Бу не хранила
дома ничего ценного, и Гупиль не хуже моего знал, что единственной дорогой
вещью в доме был старый ларец, унаследованный ею от родителей.
Я стоял и смотрел вслед Гупилю, спускавшемуся по извилистой дорожке.
На опушке леса он обернулся и взглянул на дом. Не думаю, чтобы он заметил
меня, потому что он стоял долго и как будто что-то высматривал. Я
вспомнил, как однажды он в наказание привязал меня к дереву в саду и что
когда-то я чувствовал его власть над собой. Теперь, наблюдая за Гупилем, я
вдруг понял, что его больше не существует.
Однажды я видел, как перед церковью Святой Екатерины пороли молодую
служанку, которая украла что-то съестное, ее пороли так жестоко, что спина
у нее превратилась в кровавое месиво. Она ужасно кричала. Я отвернулся,
меня мутило, но зрелище взволновало меня.
Неужели мне хотелось бы так же кричать от боли? Наступило лето, и я
снова стал наблюдать за бабочками. Поймал несколько красивых экземпляров и
положил их в банку, чтобы они умерли. В лесу я наткнулся на месье
Леопольда и попытался спрятаться от него, однако он успел заметить меня.
Мне захотелось убежать, но он позвал меня, и я не смог скрыться.
Остановился. Он подошел, положил руку мне на затылок, и я почувствовал его
грубую ладонь на своих волосах. Он не сердился. Да и за что бы ему
сердиться? Не знаю. Он погладил меня по голове. Спросил о бабочках. Мы
пошли к его дому. Я не мог отвести глаз от пустого места на полке, где