"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

- Why do you laugh? [Чему вы смеетесь? (англ.)] - спросил он меня.
Я не мог сдержать смех.
- Van Gogh is the most intelligent fellow of his time, - сказал он мне.
- Have you ever read his letters? [Ван Гог - самый умный человек своего
времени. Вы когда-нибудь читали его письма? (англ.)]
А Сабет:
- Он в самом деле очень много знает.
Но как только мы с мистером Левином заговорили об электричестве,
выяснилось, что наш баптист знает не так уж много, он не смог вставить ни
слова в наш разговор, настал его черед чистить яблоко да помалкивать.
В конце концов разговор перешел на Израиль.
Позже, уже на палубе, Сабет (без всякого давления с моей стороны)
сказала, что ей хотелось бы как-нибудь спуститься в машинное отделение,
причем именно со мной; я только сказал, что тоже собираюсь осмотреть
двигатели. Меньше всего мне хотелось бы ей навязываться. Она удивилась,
почему у меня нет шезлонга, и тут же предложила мне свой - она условилась
идти играть в пинг-понг.
Я поблагодарил, и она убежала...
С тех пор я часто сиживал в этом кресле. Едва завидев меня, стюард
вытаскивал ее шезлонг и расставлял его; при этом он называл меня не иначе
как "мистер Пайпер", потому что на бирке шезлонга было написано: "Мисс
Э.Пипер".
Я убеждал себя, что, видимо, любая молоденькая девушка будет мне
напоминать Ганну. В эти дни я снова стал чаще думать о Ганне. Что считать
сходством? Ганна была брюнеткой, у Сабет волосы были светлые - вернее,
даже рыжеватые; и я сам думал, что всякая попытка найти здесь сходство
притянута, так сказать за волосы. Я занимался этим исключительно от нечего
делать. Сабет очень молода - и Ганна была тогда очень молода, - и говорит
она на том же литературном верхненемецком языке, что и Ганна, но ведь в
конце концов (убеждал я себя) целые районы говорят на верхненемецком. Я
подолгу лежал в ее кресле, уперев ноги в белые перила, которые все время
подрагивали, и глядел на море. К сожалению, я не захватил с собой
технических журналов, а романов я читать не могу. Я предпочитал размышлять
о том, что является причиной этой вибрации, можно ли ее избежать, или
принимался высчитывать, сколько лет теперь Ганне - интересно, поседела ли
она? Я лежал с закрытыми глазами, стараясь уснуть. Будь Ганна здесь, на
теплоходе, я, без сомнения, ее тотчас же узнал бы. Я думал: а вдруг она
тут! Вскакивал и метался между шезлонгами, не рассчитывая, впрочем,
всерьез, что она может здесь оказаться. Надо же было как-то убить время! И
все же (не могу этого отрицать) я опасался, а вдруг она и вправду
объявится на теплоходе? И я пристально вглядывался в лица разных дам,
которые давно уже перестали быть юными девицами. Когда ты в черных очках,
в этом нет ничего неприличного. Стоишь себе, покуриваешь и смотришь в
упор, а те, кого ты разглядываешь, этого даже не замечают. Можно их
разглядывать не спеша, по-деловому. Я старался определить их возраст, что
было отнюдь не простой задачей. Я меньше обращал внимания на цвет волос,
чем на ноги - в тех случаях, когда они были видны, - а особенно на руки и
губы. У иной губы оказывались еще вполне сочные, но шея была вся в
складках, как у черепахи. И я представлял себе, что Ганна может быть еще
очень красивой, я хочу сказать - очень привлекательной. К сожалению, мне