"Норберт Фрид. Картотека живых " - читать интересную книгу автора

грохнули бомбы. Но видно ничего не было, густые тучи заволокли небо.
В четырнадцатом бараке Франта высунулся в дверь и нюхал воздух. Не
обращая внимания на бомбежку, он наблюдал пасмурное небо и ворчал:
- Будь сейчас декабрь, я бы головой поручился, что завтра выпадет снег.
- Снег! - усмехнулся поляк-блоковый, выпятив губы и шумно выдыхая
воздух. - Закрой-ка лучше дверь и брось каркать. Еще снега нам тут не
хватало!
В бараке было тихо и совсем темно. Только что ушла на стройку последняя
смена. Лежавший на нарах Феликс пошарил рукой и не обнаружил соседей ни
справа, ни слева. "Еще снега нам тут не хватало!" - повторил он про себя
слова блокового.
Зденек не возвращался. После ухода по вызову грека-арбейтдинста он
забежал обратно в барак только на минутку и взволнованно сказал Феликсу:
- Сегодня вечером я начинаю работать в конторе младшим писарем. Пожелай
мне удачи. Как только добуду какую-нибудь жидкую пищу, принесу тебе.
И умчался. Боже, как у него блестели глаза! Сейчас совсем темно и...
"Еще снега нам тут не хватало!" [105]
Левая щека Феликса уже не болит, ничто его не беспокоит, тело ослабло,
и все ощущения как-то притупились. Феликс спокойно дышит, глаза у него
широко-открыты, но он ничего не видит. Только пересохший язык беспокойно
шевелится, кончик его медленно движется во рту, описывая овал, все время
овал. "Растрескавшийся шрам внутри этого овала - это мой рот, - думает
Феликс. - Через него в мое тело проходила еда, втекали вкусные прохладные
напитки. Теперь там все пересохло. А над небом, под которым ворочается язык,
работает мозг. Для него сейчас не существует моего тела, а только это
кругообразное движение языка... Весь остальной организм в порядке,
пищеварительная система меня не беспокоит. В школе нам показывали модели
печени и почек, но я даже не знаю точно, где они у меня находятся. И желудок
не болит, мой несчастный пустой желудок. Лишь в темной неприступной пещере
над сухим ртом что-то еще живет, размышляет и будет жить до тех пор, пока
сердце, которого я не ощущаю, не перестанет посылать мозгу кровь и питание.
Кто это, собственно, лежит здесь в темной землянке? Над землей я или
под землей? А может быть, правильнее спросить, что тут лежит? Перестанет мой
организм функционировать и распадется на составные части, именно здесь, в
Гиглинге?
Какое противное, булькающее слово - "Гиглинг"! Каждый звук "г" словно
продирается к болезненному месту между гортанью и небом, к этому месту моего
тела,, где сейчас для меня сосредоточился весь мир. В центре этого участка
ватный язык все время описывает овал. Овал, овал, овал..."


* * *

Карльхен был куда более нетерпеливый пациент, чем Феликс. Он честил на
чем свет стоит темноту и просил Оскара, хотя бы на ощупь, определить, нет ли
перелома. Но едва врач взял его за руку, капо снова взвыл и запросил пощады.
Стали ждать света. Доктор Антонеску засунул руку под рубаху и скреб
волосатую грудь. Все тело у него тесалось. Он прикрыл глаза и стал мечтать о
белом костюме, белых носках и туфлях, о никелированных [106] кранах и
журчащем душе, о ванной с брызгами воды на белых кафельных стенах.