"Норберт Фрид. Картотека живых " - читать интересную книгу автора

хохотал капо. - Будь картошка горяча, хорош был бы у тебя видик!
Зденек нагнулся и поднял свою миску. Карльхен был прав. Лицо у него
горело, хотя и не было обожжено. Особенно болели веки, но глаза открывались
без труда и видели хорошо.
- Ты куда? - спросил Карльхен, поднимая палку. - Уж не собираешься ли
опять стать в очередь? Мало тебе этой порции?
И Зденек с пустой миской в руках поплелся на другую сторону, где более
счастливые глотали свою картошку. Одни ели стоя, другие - сидя на корточках
у кухонной стены. Большинство даже не очищало картошку от шелухи, а те
немногие, кто делал это, тщательно снимали с кожуры каждую крошку.
- Зденек! - услышал вдруг он тихий голос Феликса; говорить громко ему
не позволяла сломанная челюсть. В миске у Феликса была вполне приличная
порция картошки, его глаза улыбались и вместе с тем были полны слез. - Ты
почему не ешь? [83]
Зденек заставил себя улыбнуться и перевернул свою миску вверх дном.
- Мне ничего не дали, да меня же еще и ошпарили, так что мы с тобой в
одинаковом положении, - его голос дрогнул от горечи и жалости к самому себе,
и Зденек впервые почувствовал искреннюю симпатию к еще более несчастному
Феликсу.
Они хотели вместе отойти к баракам, но какой-то капо с палкой в руке
остановил их.
- А миска? Другим жрать из ладошек, что ли?
Зденек отдал свою миску и ложку и тщетно старался втолковать капо, что
Феликс не может жевать и они вместе идут сейчас в лазарет, чтобы уладить
дело с питанием пострадавшего.
- Подставь шапку, - приказал капо и без долгих разговоров высыпал туда
картошку. - А теперь катись!
Пустые, чисто вылизанные миски - некоторые с приставшей к ним
картофельной шелухой - опять были сложены в стопки, и раздатчики снова
устремились вдоль двигавшейся очереди, подавая посуду тем, кто еще не ел.
Зденек и Феликс направились к верхнему ряду бараков.


* * *

Персонал лазарета обедал. Санитар Пепи притащил ведерко картошки,
которую вне очереди получил для врачей. Все медики сидели за столиком у
окна, в глубине барака, чистили картофелины, макали их в соль и молча
жевали. Оскар глядел в окно на ограду и темнеющий за нею лес. В руке у него
была картофелина и нож, но он словно забыл о них. Рядом с ним сидел
маленький венгр, доктор Рач, случайный однофамилец большого Имре. Он был
полным контрастом рослому дантисту - тихая речь, совсем не военная
внешность, мягкий характер. Они не имели ничего общего, только здоровались и
иногда, казалось, даже стеснялись друг друга.
Маленький Рач был психиатром. Уже это само по себе раздражало военного
дантиста: психиатрию он считал таким же смешным и ненужным занятием, как,
например, египтологию. Но что особенно выводило из себя большого Рача - это
любовь его однофамильца к мужчине. Когда некоторые капо "занимались с
мальчиками", [84] Имре только пожимал плечами: мол, что поделаешь, такова
лагерная действительность. Но тот факт, что его однофамилец-врач,