"Норберт Фрид. Картотека живых " - читать интересную книгу автора

специальности. Видно, им нужны портные и сапожники. Ручаюсь, мы будем
работать на фабрике, где шьют для армии.
Жаждущий не хочет спорить, ему и так все ясно. И когда "волк"
наклоняется к нему и спрашивает о профессии, он спокойно отвечает:
"Портной".. "Волк" идет дальше, а "портной", хитро улыбнувшись,
поворачивается на другой бок и говорит голодному:
- Если попаду на фабрику, это уже хорошо. У немцев все механизировано,
всюду новые машины, с которыми они каждого учат обращаться. Никто и не
узнает, что я не портной.
Но голодный не уверен в этом. Он считает, что врать весьма рискованно.
Сделаешь брак на фабрике - заместят, пришьют тебе саботаж и пристукнут. Нет,
лучше действовать иначе. На каждой фабрике есть бухгалтерия, работать там
даже лучше, чем в цехе. Почему не сказать правду: я, мол, бухгалтер... и не
приврать к тому же, что у меня есть опыт работы на швейном производстве.
- Неужто все польские евреи - портные? - удиввляется голландец Дерек,
забежав на минуту погреться в конторе.
- Что ты меня спрашиваешь? Я ариец, колбасник из Вены, - сердито ворчит
писарь.
Вслед за Дереком по ступенькам спускается взволнованный санитар Пепи.
- Знаете, кого я встретил? - кричит он еще в дверях. - Парня, который
знал моего отца. А вы не верили, что у моего папаши до сих пор три
кинематографа в Судетах - один в Уста, другой в Дечине и третий в Либерце.
Так вот, этот парень, кинорежиссер из Праги, лично знал моего папашу. Точно
мне его описал: такой, говорит, приятный господин с седыми усами.
- Дурачок, Пепи! - хихикает писарь. - Мы работаем как проклятые, а он
ходит интервьюировать кинорежиссеров.
- И выторговывать обувь, - замечает Фредо, кинув взгляд на ботинки в
руках санитара. - Сколько порций похлебки ты за них дал?
- Пускай приведет сюда того типа, - просит Гастон. - У нас тут еще не
бывало кинорежиссера. [22]
- Не дурите, - ворчит писарь.
- Да! - восторженно восклицает Пепи. - Вот возьму и приведу,
спросите-ка у него о моем папаше. Он даже вспомнил название нашего кино в
Уста, честное слово!
И Пепи исчезает за дверью.
В лагере есть не только "волки" и "шакалы", но и "гиены" - охотники до
живого мяса. Карльхен первым отправляется на рекогносцировку - нет ли среди
новичков смазливого мальчика. Он, правда, уже выяснил путем расспросов, что
в Освенциме всех узников моложе восемнадцати лет отправили в газовые камеры.
Но Карльхен надеется, что какому-нибудь отцу удалось протащить малолетнего
сына через "селекцию"{4}. Опытный хефтлинк, Карльхен знает, какой спрос
будет на таких мальчиков, как только "волки" нажрутся досыта. - Эй, ты! -
наклоняется он над фигуркой, притулившейся на земле, довольно далеко от
конторы. - Сколько тебе лет?
Спрошенный слегка выпрямляется и, испуганно замигав, отвечает:
- Двадцать, сударь.
Карльхен смеется. - Меня ты не бойся, дурачок. Тебе же не больше
пятнадцати. - Двадцать, - упорствует юноша, и в голосе его слезы. - А вот
это мой старший брат, он больной, сударь.
Карльхен бросает беглый взгляд на лежащего человека, лица которого не